Клад под старой липой - Виктор Александрович Байдерин

* * *

Точность и аккуратность — закон следствия. Капитан Ахмеров решил на месте проверить показания Глущенко. И вот он с лейтенантом Ковалевым и спортсменом-аквалангистом Стрельченко снова на берегу Волги...

Стоял ветреный, прохладный день — один из тех дней, когда по всему чувствуется, что лето уже прошло, и первые признаки осени видны в желтизне берез, в жарком пламени листвы осин.

Пока Ахмеров и Ковалев, разбив место происшествия и прилегающий к нему участок берега на квадраты, вели обследование, Стрельченко принес несколько охапок хвороста, разжег большой костер и, надев маску, отчаянно бросился в студеную воду. Изредка над волнами виднелся кончик трубки, через которую он дышал, изредка на поверхности воды лопались пузырьки. Но ничего обнаружить не удавалось.

Выскочив посиневшим из воды, Стрельченко заплясал возле пылающего костра. Со стороны этот танец выглядел, вероятно, смешно. Но, поплясав и согревшись, спортсмен снова с разбегу кинулся в воду, теперь уже ниже того места, где только что вел обследование. Так продолжалось несколько раз, пока Стрельченко не выволок со дна реки набитые песком сапоги и куртку, в которую был завернут огромный камень.

К этому времени Ахмеров и Ковалев положили на песок в стороне от костра дубину, о которой говорил Глущенко...

На следующий день Глущенко сразу же опознал найденные на дне реки вещи...

* * *

Зуфар Шукурович навестил заболевшую от переживаний Надежду Максимчук на ее квартире. Она рассказала, что в поисках Ставрова ездила в один из пригородных поселков. Не скрывала, что ею руководила ревность. Дело в том, что из Заполярья Аркадий Ставров летел в одном самолете с молодой женщиной. Однажды они встретили ее на улице. Ставров поздоровался с ней, поговорил пару минут. Наде он объяснил, как познакомился с этой женщиной, шутливо добавив, что она — вдовушка и предлагала ему квартиру в своем доме. Назвал ее фамилию и адрес.

Надежда Максимчук решила, что найдет Аркадия у этой женщины. Та, оскорбленная, грубо обругала Надю и выставила ее за дверь.

Только Надя вернулась из пригородного поселка, как прибежала подружка Клава и сообщила, что милиция арестовала Глущенко, что все в институте говорят, будто он убил Ставрова. Надя слегла в постель.

Зуфар Шукурович застал девушку уже выздоравливающей. Выслушав ее рассказ о неудачной поездке в пригородный поселок и о том, как она узнала о смерти любимого человека, Ахмеров в свою очередь рассказал, что убийца будет наказан, хотя это, разумеется, не было для Нади утешением.

— Но за что он его, за что, зверь бессердечный? — спрашивала девушка, утирая слезы.

— Из-за денег. Аркадий говорил вам, что у него есть облигации трехпроцентного займа?

— Говорил. Мы ведь собирались пожениться, как только он получит квартиру. Но разве можно из-за денег убить человека?

— Вот что удивительно, Надя: Глущенко ничего в квартире Ставрова не нашел.

— Так что же? Вы думаете, я эти проклятые облигации взяла?

— Что вы, Надя! Я только хочу узнать: не говорил вам Аркадий, где он хранит эти облигации?

— Нет. Я и не спрашивала. И вообще я этим не интересовалась. Мы с ним — молодые, здоровые. Что, мы не смогли бы себе на жизнь заработать? Если б он был живой! О, господи, если бы только он был живой!

Девушка уткнулась лицом в подушку.

Ахмеров дождался, когда она успокоится, вежливо распрощался и ушел.

Судьба пропавших облигаций оставалась загадкой.

* * *

Часов в восемь утра, когда Ахмеров не спеша изучал сводку происшествий за сутки, ему позвонил дежурный.

— Здесь гражданка Журавлева, — сказал дежурный. — Желает видеть товарища Ковалева, который был у нее на квартире по делу Глущенко. Может, вы примете, товарищ капитан?

— Проводите ее ко мне, — попросил Ахмеров.

«Интересно, что привело старушку к нам в столь ранний час?» — подумал он. Как ни опытен был в своей сфере капитан Ахмеров, но никак не ожидал того сюрприза, который преподнесла ему бабушка Журавлева.

Она вошла в кабинет с небольшим черным чемоданчиком.

— Не он! — сказала Журавлева, оборачиваясь к дежурному, приведшему ее в кабинет Ахмерова. — Не он у меня был.

— Это неважно, — отозвался Ахмеров. — Лейтенант Ковалев был у вас по моему заданию. Он скоро придет. Я вас слушаю.

— Возьмите, — сказала Журавлева, ставя чемоданчик на стол Ахмерова.

— Что это?

— Да облигации эти... Постояльца моего убиенного.

Ахмеров открыл чемоданчик. Там лежало несколько пачек облигаций, перевязанных шпагатом.

— Как они к вам попали?

— Да он сам отдал на хранение. А я, старая, грех на душу взяла... Думаю: убили человека, и никому его богатство не нужно. Пусть, думаю, у меня останется. Внучка скоро замуж выходить будет — ей отдам. Бес попутал...

— А теперь почему же раздумали?

— Все думаю, думаю... Ну, убил этот душегуб моего квартиранта. Что ж вышло? Какой прок? Его убил и себя, считай, загубил ни за понюшку табаку. А я, старая, на эти бумажки позарилась. Вроде бы украла их. А разве краденые деньги счастье принесут? Хотела сразу к вам идти, да все боязно. Уж вы возьмите их у меня. Виновата, не отпираюсь...

Приглашение на свадьбу

Евдокия Сергеевна вскрыла голубой конверт и обрадованно воскликнула:

— Миш, ты только посмотри: Толик Бирюков приглашает меня на свадьбу!

— Это какой Толик? Кочегар?

— Он самый. Батюшки, как время-то летит! Вот уж и Толик до женитьбы дорос...

Толик Бирюков... Непутевый мальчишка, которому ребята дали кличку Кочегар. Кличка была не случайной. Она родилась в то утро, когда на глазах изумленных школьников, пришедших на занятия, женщина-милиционер вывела Бирюкова из школьной кочегарки. Был он измазан пылью, взлохмачен и хмур.

— Кочегара ведут! Эй, кочегар! — звонко крикнул кто-то из школьников.

Так и прилипла к мальчишке кличка.

А до этого Анатольку Бирюкова несколько дней разыскивали все: родители, милиция, старшеклассники и даже пенсионеры.

Сколько лет прошло с тех пор, когда Евдокия Сергеевна Скачкова впервые увидела Анатолия Бирюкова? Он тогда учился в седьмом «В». Ему, стало быть, шел пятнадцатый год. С тех пор прошло по меньшей мере шесть лет. А как свежо помнятся события той поры! И лицо Анатолия Бирюкова — вот оно, будто вчера его видела. Измазанный углем и золой, он стоит в детской комнате милиции и упрямо твердит:

— Не пойду домой! Не хочу!

— Куда же ты хочешь, Толик?

— Пошлите меня в колонию.