Клад под старой липой - Виктор Александрович Байдерин

С тяжелой душой уходил капитан Ахмеров из дома старого бухгалтера Нестерука, на поиски которого затратил две недели.

Вечером, переговорив по телефону с Казанью, с начальником уголовного розыска, и заказав билет на самолет до Полтавы, Ахмеров не пошел ни в столовую, ни в чайхану. Лежал поверх одеяла на койке и размышлял об убитой Анне Нестерук, ее отце, о Сережке, которому еще предстояло расти и расти, о мнимом женихе. Удастся ли разыскать его след? Полтава — город большой.

Конечно, он бросил старому Нестеруку тяжелое обвинение, заявив, что тот проглядел свою дочь и поэтому она погибла. Кто из отцов может поручиться, что его подрастающий сын или дочь не подвластны в какой-то мере улице? Следить за каждым шагом детей — унизительно. Оставлять их на произвол судьбы — опасно. Здесь нужен какой-то постоянный, душевный контакт между родителями и стремящимися к полной самостоятельности детьми. Нужно понимать интересы быстро взрослеющих детей, уметь уважать эти интересы, но не лезть в душу парня или девушки по каждому поводу. Сложное это дело — воспитание сына или дочери, когда им не пять и не семь, а пятнадцать или семнадцать лет...

«Сказал старому Нестеруку об ответственности за Сережку, — размышлял Ахмеров. — А дома — такой же, как Сережка, Рустем. Много он видит отца? Испытывает на себе отцовское влияние? Слушается ли мать?»

С этими мыслями Ахмеров, сам того не заметив, уснул и проснулся лишь тогда, когда за окном гостиницы надсадно и противно прокричал осел.

Ахмеров глянул на часы. Восемь тридцать. Утро! Вот что значит отыскать этого злосчастного Нестерука, избавиться от неотложной заботы! Чуть не полсуток глубокого сна...

До отправки самолета оставалось еще три часа. Ахмеров пошел в самаркандский уголовный розыск. Долго говорил с начальником розыска о трагедии Нестеруков, о Владимире Павловиче, на попечении которого остался тихий, с большими, как у девчонки, глазами внук Сережка Начальник проникся сочувствием к парнишке, пообещал обратить на него внимание педагогов школы, поговорить в общественном родительском совете, созданном при домоуправлении. Одним словом, не выпускать его из поля зрения.

* * *

Найти Григория Тарасенко в Полтаве было так же трудно, как какого-нибудь Иванова в Москве.

Начальник полтавского уголовного розыска сказал:

— Сначала проверим таких Тарасенко, которые привлекались к суду. Будем надеяться, что разыскиваемый вами Григорий Тарасенко — не святой человек.

Это было сказано точно.

Уже на другой день необыкновенно смуглый Григорий Васильевич Тарасенко был доставлен в милицию. Отпечаток большого пальца правой руки точно совпал с отпечатком, снятым с консервной банки, брошенной в березовом лесу.

Когда Тарасенко убедился в этом сам, расспрашивать о преступлении его не пришлось.

Он рассказал, как приехал к Анне в Уфу, где она распродала урюк, как сели на поезд и поехали в Полтаву. Вернее, это Анна думала, что они едут в Полтаву. Григорию показываться с ней в Полтаве было нельзя. Боялся он не отца, не матери и не сестер — боялся жены, которая только-только дождалась его после двух лет тюрьмы.

Итак, Анну в Полтаву везти нельзя. Но у Анны — вся выручка от спекуляции фруктами. И тогда он пошел на хитрость.

За окном поезда, привлекая своим зеленым убранством, плыли леса и поляны. Григорий стал восторгаться ими, хвалить будущую жизнь в Полтаве, восхищаться красотою Анны.

А когда подъезжали к маленькой безвестной станции, он сказал:

— Гляди, какой лес! Давай, сойдем на этой станции и проведем целый день на природе.

— А поезд? Мы же отстанем...

— Ну и что! Сядем на поезд завтра. Зато славно погуляем вдвоем. Только ты и я... А переночуем на этой же станции.

Анне ничего не оставалось, как согласиться.

На станции им не пришлось даже заходить в буфет: выпивку и закуску Григорий вез с собой.

Они гуляли по лесу. Потом расположились на полянке. Водку пили прямо из горлышка бутылки, с аппетитом ели холодную тушенку. Анна все тревожилась о поезде, потом развеселилась, отправилась собирать цветы. Когда вернулась, Григорий заметил, что на руке Анны нет кольца. Сказал ей об этом. Она весело рассмеялась:

— Гришенька, мы ведь на днях поженимся. А кольцо — подарок бывшего мужа. Я его, Гриша, выбросила.

— Где?

— А там еще, в пути. Из окна вагона. Да и перстенек-то был пустяковый, так, побрякушка. Неужели ты не подаришь мне кольцо? Настоящее, обручальное, золотое? Денег у нас с тобой много. Сумка чуть не лопается от выручки.

Анна захмелела. Григорий встал, начал ходить вокруг нее, разглагольствуя о счастье будущей совместной жизни. На самом деле он выбирал момент, чтоб зайти к ней с затылка.

Так и сделал...

Затем взял сумку с деньгами, втиснул ее в свой чемоданчик и вышел к станции как раз в тот момент, когда трогался товарный состав. Григорий вскочил на свободную тормозную площадку и доехал до Бугульмы. Там пересел на пассажирский поезд...

* * *

Капитан Ахмеров пробыл в Полтаве еще один день — присутствовал при допросе Тарасенко следователем полтавской прокуратуры.

Тарасенко повторил всю историю слово в слово...

— Поживите еще пару деньков у нас в Полтаве, отдохните, — предложил Ахмерову начальник полтавского уголовного розыска.

— Если бы у вас были горячие узбекские лепешки и шашлык! — шутливо ответил Зуфар Шукурович.

— А полтавские галушки вы пробовали?

— Да. И все же манит домой, на эчпочмаки.

— И что это за диковинка такая?

— Разве словами расскажешь? Это самому отведать надо. Приезжайте в Казань — непременно угощу.

— Нам пути не заказаны. Могу очутиться и в Казани, как вы в Полтаве.

— Буду рад.