Твоя последняя ложь - Мэри Кубика

Гадаю, когда же наконец узнаю про Гаса. Неужели он и вправду мой сын?

Довольно угнетающее чувство – понимать, что если это и вправду так, то придется признаться в этом Кларе. Выложить все начистоту. Ничего плохого я не сделал – я даже не знал Клару двенадцать лет назад, – и все же этот мальчишка изменит будущее нашего брака. Он всегда будет служить напоминанием о том, что до Клары у меня была другая женщина. Что Клара была не единственной.

На последние пять минут занятий нам разрешают зайти в класс, чтобы мы могли понаблюдать за выступлением детей. Мамаши выстраиваются напротив зеркальной стены, я притуляюсь с краю, и наши дети начинают вразнобой кружиться под звуки саундтрека к какому-то диснеевскому мультику. Я не могу отвести глаз от Мейси – от того, как неуклюже и в то же время очаровательно она поднимает тонкие ручки над головой, как сгибаются ее ножки, когда она приседает, чтобы сделать плие, – порванные на коленках колготки напоминают мне о Тео, хоть я и пытаюсь выбросить его физиономию из головы и сосредоточиться на Мейси и только на Мейси. Она улыбается мне, чувствуя себя принцессой, словно все взгляды устремлены на нее, а не на других детей. Это завораживает; я буквально загипнотизирован моей маленькой девочкой, которая заглядывает мне за спину, чтобы увидеть свое отражение в зеркальной стене. Она машет ему, и маленькая фигурка в зеркале машет ей в ответ. Мамаши замечают это и улыбаются. Я достаю из кармана телефон и снимаю видео, думая о том, как покажу его Кларе, когда вернусь домой, а затем мысленно благодарю Феликса за его сегодняшнюю неугомонность, понимая, что если б не Феликс с его зверским аппетитом, то я упустил бы этот момент в своей жизни. Не увидел, как Мейси танцует.

Опять оказавшись в раздевалке, велю дочке сесть, чтобы я мог помочь ей переменить обувку.

– Мисс Бекка говорит, что у нас будет сольный концерт! – гордо рассказывает она мне, пока я снимаю с нее балетки и всовываю ее ногу в розовую сандалию. – Говорит, что мы будем танцевать на большой-пребольшой сцене, в красивых платьях.

– Да ну? – отзываюсь я, и Мейси подтверждает, что да. Спрашиваю когда, но она лишь пожимает плечами. Говорит, что хочет розовое платье. Розовое, фиолетовое или ярко-голубое. С блестками и пышной пачкой.

Тут у меня урчит в животе, и у Мейси тоже урчит в животе, и до меня доходит, что уже почти пять часов. По дороге домой наверняка будут пробки.

– Есть хочется, па, – говорит Мейси, и я отвечаю ей, что мне тоже.

Звоню Кларе, чтобы по-быстрому отчитаться, пока мы с Мейси еще не уехали. Она отвечает после второго гудка.

– Ку-ку, – говорю я ей, и она отвечает:

– И тебе ку-ку. – Хотя эти слова звучат приглушенно и их трудно расслышать, и этот принужденный шепот говорит мне, что Феликс спит.

– Ну как там делишки? – спрашиваю я, представляя, как она сидит дома на диване и смотрит телевизор – Феликс у нее на руках или, может, на полу, завернутый в детское одеяльце.

– Нормально, – говорит Клара, и я слышу у нее в голосе всепоглощающую усталость, такую ощутимую, словно она может прямо сейчас закрыть глаза и погрузиться в сон.

– Феликс спит?

– Угу, – отвечает Клара, и после кое-каких мысленных подсчетов я без труда прихожу к выводу, что если Феликс сейчас спит, то как минимум полночи он будет бодрствовать, а значит, и Клара тоже.

– Может, стоит разбудить его? – предлагаю я, когда две какие-то близняшки в балетных пачках машут Мейси на прощание и исчезают за стеклянной дверью. В зале шумно и многолюдно, множество мамаш изо всех сил пытаются натянуть туфли на ноги своим маленьким балеринам, никто из которых явно не желает уходить.

– И как ты себе это представляешь? – спрашивает Клара.

Ее слова звучат отрывисто, но я знаю, что это не нарочно. Я не принимаю это на свой счет. Клара устала. За последние четыре дня она почти не спала и все еще не оправилась от тяжелых родов. Не могу даже отдаленно представить, каково ей сейчас приходится.

– Ну не знаю… – признаюсь я, надевая на ноги Мейси вторую сандалию и шепнув ей: – Давай-ка сходим на горшок перед отъездом.

– Ну папочка-а… Мне сейчас не нужно на горшок! – хнычет Мейси, как и ожидалось. Она никогда не хочет в туалет, пока это не станет абсолютно необходимо или пока с ней не случится известное происшествие.

– Давай-ка все-таки попробуй, – говорю я, помогая ей подняться на ноги и наблюдая, как она исчезает за дверью дамской комнаты. – Захватить что-нибудь готового на ужин? – спрашиваю у Клары, и в животе у меня опять урчит. Я мог бы приготовить что-нибудь дома, например опять гамбургеры на гриле, но из-за пробок, думаю, доберусь до дома разве что часам к шести, то есть поужинаем мы только около семи. Ответа не слышу и представляю себе, как Клара лежит на диване с Феликсом на руках, постепенно проваливаясь в сон.

– Клара, – говорю я, решая за нее, – давай все-таки возьму что-нибудь по дороге. Мы с Мейси скоро будем дома. А потом ты сможешь отдохнуть. – И когда Мейси появляется из-за тяжелой двери туалета, беру ее за руку, готовый двинуться к выходу. Сегодня вечером, едва только вернувшись домой, я заберу у Клары Феликса и велю ей прилечь. Она не сможет долго выдерживать такой темп, если в ближайшее время хоть немного не поспит.

– Китайскую или мексиканскую? – спрашиваю я, когда мы с Мейси, держась за руки, идем по вестибюлю бывшей мебельной фабрики.

Клара говорит, что китайскую.

Клара

– А я-то думала, где же его оставила, – слышу голос за спиной. Иззи, чей медальон лежит сейчас у меня на ладони, произносит эти слова совершенно ледяным тоном, когда я оборачиваюсь и вижу, что она стоит у меня за спиной в дверном проеме стены, отделяющей гараж от дома моих родителей. Температура в гараже вдруг резко повышается, и я начинаю потеть под одеждой.

Осознание приходит медленно, как пробуждение, когда я смотрю на слово «Иззи» у себя на ладони, выписанное затейливыми завитками по серебру. Медальон Иззи каким-то образом отсоединился от цепочки. Цепочка сейчас на ней, она теребит ее большим пальцем, хотя это всего лишь цепочка, просто серебряная цепочка без своего обычного медальона, и скреплявшее их