Твоя последняя ложь - Мэри Кубика

Я слегка взмахиваю битой, раздумывая, куда на этот раз ударить – по голове или в грудь. Что будет больнее, что заставит ее признаться?

– Это все ради страховки, Клара, – наконец выпаливает она, отпрянув от легкого движения биты. – Чтобы я могла потом получить деньги. Страховая выплата – это фактическая стоимость автомобиля на момент его пропажи, как тебе известно. Около трех тысяч долларов – не так уж и много, но хотя бы что-то. Это больше, чем я получаю в агентстве за месяц работы. Когда готовлю для твоих предков, убираю за Луизой, подтираю ей задницу – и все это время меня называют идиоткой. Как думаешь, я этого заслуживаю? – спрашивает Иззи, хотя я никак не могу понять, какое отношение эта выплата имеет к смерти Ника. Тот как-то узнал, что она планирует заявить об угоне этой машины, чтобы получить деньги у моих родителей? Он начал выяснять с ней отношения по этому поводу и по этой причине Иззи столкнула его с дороги на обочину, где он врезался в дерево?

– Но ты же была в этой машине, – настаиваю я. – Ты была за рулем этой машины, которая убила Ника.

– Нет, – говорит она мне, – нет. Я была в этой машине, только чтобы собрать информацию, необходимую для звонка в полицию с сообщением об угоне. Вот и всё, Клара. Вот и всё. Я даже не вставляла ключ в замок зажигания.

– Но машина-то не угнана, – в замешательстве говорю я, когда жара начинает овладевать мной, придавливая меня к земле, изматывая меня. – Она по-прежнему здесь, – настаиваю я, указывая на стоящий в гараже автомобиль, как будто Иззи не видит его прямо у себя перед носом – этот черный «Шевроле», который оборвал жизнь Ника.

Она смеется. Пронзительным смехом, полным самодовольства и самолюбования, от которого нервы у меня дрожат как струны. Я опять делаю шаг к Иззи, охваченная внезапным желанием как следует врезать ей. На сей раз не просто в качестве предупреждения или угрозы, а чтобы заставить ее замолчать. Чтобы она прекратила смеяться.

– Машина пока что не угнана, Клара, – поправляет она меня. – На данный момент. Так уж вышло, что как раз Ник и встал на пути у моего плана.

– Ник знал? Он знал, что ты планировала угнать машину? – спрашиваю я, складывая все воедино. Да, думаю, что так. Я была права с самого начала. Ник каким-то образом узнал о планах Иззи угнать машину, потребовал у нее ответа и по этой причине теперь мертв.

– О Клара… Бедная Клара… – произносит Иззи таким тоном, каким обычно говорят с психбольными. Хотя именно так я себя в данный момент и чувствую – как будто схожу с ума, как будто все ответы так и остаются недосягаемыми, разлетаются от меня, словно пылинки в атмосфере. Как будто Иззи говорит по-японски, а мне приходится тратить время на то, чтобы просмотреть ее слова и одно за другим перевести их, чтобы понять, что она имела в виду; но к тому времени, когда я нахожу смысл ее слов, они уже другие. – Ник встал у меня на пути тем, что умер. Потому что сам себя убил. Последнее, что мне требовалось, – это привлечь еще больше внимания к твоим предкам пропажей машины. Я дожидалась, когда утихнет вся эта кутерьма.

– Кутерьма? В смысле, это пока мы скорбим о смерти Ника? – спрашиваю я, и Иззи отвечает, что да. Итак, для нее смерть Ника – не более чем досадная неприятность. Неудобство. Помеха.

– И как только эта кутерьма утихнет, ты собиралась избавиться от этой машины? – спрашиваю я, постепенно устанавливая соединение. – А потом заявить, что ее угнали? Для получения страховки?

И она кивает, хлопая в ладоши – приветствуя мою сообразительность аплодисментами. Типа, наконец-то я все поняла. Только вот ничего я не поняла. Во всяком случае, пока что. Мне все еще непонятно, почему Иззи лишила Ника жизни.

Или я опять ошибаюсь и это была вовсе не Иззи?

Мои мысли возвращаются к моей матери, к Тео Харту, к Эмили. Может, это все-таки была не Иззи.

– Мне показалось, что это самый простой и быстрый способ раздобыть немного наличных, – говорит она.

– Но деньги должны были принадлежать моему отцу. Чек был бы выписан на его имя, – указываю я, точно зная, что если страховая компания выплатит деньги за якобы украденный автомобиль, то три тысячи долларов получит мой отец, а не Иззи. Что приобретает она, избавившись от черного «Шевроле»?

– Какая же ты наивная, Клара… До чего наивная… И ты, и твой папаша, – говорит Иззи, и я чувствую, как кровь у меня начинает закипать, поскольку обо мне она может говорить что угодно, но вот отца пускай не трогает. Мой отец какой угодно, но только не наивный. – Он бы, как обычно, индоссировал этот чек, а потом бросил его где попало, чтобы внести потом деньги на счет. Когда такой чек вдруг пропал бы – а это, несомненно, произошло бы, – мы винили бы в этом твою мать. Бедная Луиза – она вечно что-нибудь теряет… А я тем временем уже сидела бы в банке и обналичивала этот чертов чек.

Осознание приходит ко мне медленно и постепенно, как рассветное солнце, один слабый проблеск за другим.

Ник был совершенно ни при чем.

И тут я наконец действительно все понимаю.

Все это было делом рук Иззи. Это она украла тот чек от арендаторов, это она регулярно снимала наличные со счета моего отца, это она открыла кредитную карту на имя моей матери. Иззи покупала себе украшения – наверняка в том числе и этот браслет из натурального нефрита, который теперь сверкает на ее мясистом запястье, всего в нескольких дюймах от обручального кольца моей бабушки, которое она тоже украла. Все это время она обворовывала моих родителей. Моя мать не раскидывала вещи где попало. Их крала Иззи.

– А этот браслет? – спрашиваю я, чтобы удостовериться в этом. – Где ты взяла этот браслет?

Правда, мысли у меня уже путаются, и я не понимаю, какое отношение этот нефритовый браслет может иметь к чеку на цепочку с подвеской, который я нашла в ящике Ника. Они с Ником – одного поля ягоды, так, что ли? Ник использовал кредитную карту моих родителей, чтобы купить ожерелье, присвоив несколько сотен долларов из заработанных по́том и кровью денег моего отца. Чтобы купить цепочку с подвеской