Рассказы - Роберт Альберт Блох

чудом ему удалось найти дорогу в собственную контору. Там он осведомился у своего собственного секретаря, есть ли какие-нибудь входящие сообщения. Что-то с ним все-таки было не в порядке — уже второй странный взгляд за сегодня. Но все же ему сообщили, что поступил звонок из ЛКА каких-то несколько минут назад — с ним хотели повидаться. Появился шанс зацепить Торчи Харригана.

Этой новости он ждал уже давно. Бромли со всех ног помчался в головной офис. Сам Торчи Харриган на крючке! А это значит — договор на новое ТВ-шоу, две картины в «Метро Голдвин Майер», большой контракт с ЛКА, «Лигой Киноискусств Америки», персональная рекомендация, пресс-релизы и интервью…

— Бромли снова на коне! — громогласно объявил он всему миру.

И вдруг — безо всякого перехода — снова очутился на кушетке у доктора У.Падока, взъерошенный, запыхавшийся, едва ли не плачущий.

— Понимаете, док, я не могу объяснить! Просто не могу. Вроде как дело с Харриганом было на мази — как раз такой старт мне и нужен был, — два чека в неделю, все расходы, возможность отправиться с ним на Манхэттен, попрактиковаться. Оказалось даже, что его менеджер — Хэл Эдвардс, мой хороший друг, мы знакомы уже не один год. Он дал Харригану славную рекомендацию, в чем-то даже превознес меня. В общем, я вошел к Эдвардсу, мы переговорили, потом отправились в покои Харригана в «Плаза». Харриган меня поприветствовал, послушал дифирамбы Хэла в мою честь, покивал. Понимаете, док? Дело было у нас в кармане. Харриган обратился ко мне — мне всего-то нужно было сказать пару слов о нашей будущей кампании. Эдвардс, само собой, уступил мне, я открыл рот… и ничего не смог сказать! Понимаете? Ничегошеньки! Я просто не знал, что сказать! В моей голове крутились тысячи слов и фраз, но ни одну из них я не мог довести до конца — в один прекрасный миг я вдруг стал неспособен мыслить как агент по связям!

Выкладываясь, Бромли не сводил глаз с лица доктора У.Падока. Поначалу оно казалось далеким-далеким, затем вдруг стало приближаться — и в конце концов затмило все на свете. Голос доктора прогремел на весь мир, как майский гром. Глаза и уши обманывали Клайда, но он все равно держался за светлый образ доктора У.Падока, за те слова, что падали из его рта, ведь доктор был настоящий друг, настоящий, никто не мог отрицать факт наличия доктора.

Док делал пометки в блокноте, проглядывая их прямо в процессе разговора, и Бромли вдруг осознал, что и сам почти что видит их — все они состояли из обрывков его собственной речи: не могу объяснить… дело на мази… два чека в неделю… дифирамбы для Харригана… дело было в кармане… уступил мне… ничегошеньки.

Доктор У.Падок подался вперед.

— Что эти слова для вас значат, Бромли?

— Я не знаю, — после продолжительной паузы ответил Клайд. — Похоже, это — сленг, которым я пользуюсь в своей работе. Пользовался… несколько лет назад. Если подумать, сейчас все это звучит немного старомодно, не правда ли?

— Именно, — ухмыльнулся доктор У.Падок. — И разве это не совпадает с вашим последним заявлением — о том, что вы больше не можете мыслить так, как должен мыслить агент по связям? Похоже, здесь-то и зарыта собака. Вы ведь больше не агент по связям, мистер Бромли? Утратили свою личность, свой ориентир. Так позвольте мне задать вам вопрос еще раз — кто вы такой?

Бромли застыл. Он не мог ответить — не мог даже думать об ответе. Он лежал, вытянувшись, на кушетке, а доктор У.Падок ждал. Ничего не происходило.

Бездействие, похоже, затянулось на долгий-долгий срок. События двух последующих дней Бромли не помнил. На ум приходили лишь проведенные на кушетке часы — похоже, он метался между своим рабочим местом и приемной доктора чаще раза в день.

Проверить это было, само собой, сложно, так как он ни с кем не общался. Он жил один в однокомнатной квартире. Даже его общение с секретарем сводилось к паре-тройке слов. Говорить-то было не о чем — ни одного звонка с того момента, как дело Харригана с треском провалилось, — да и потом, он задолжал этой девчонке, Тельме, уже трехнедельную зарплату. Всякий раз, когда он объявлялся в конторе, она едва ли не пугалась его. Похоже, и девушку в приемной у доктора У.Падока он тоже пугал своими молчаливыми визитами. Так сложно об этом всем думать! Так сложно думать хоть о чем-нибудь!

Молчаливыми. Вот в чем беда. Он умолк на веки вечные. Как будто та несостоявшаяся беседа с Харриганом в присутствии Эдвардса лишила его способности к общению. Все речевые клише забылись, оставив после себя гулкую пустоту — абсолютнейшее ничто.

Он осознал это, лежа на кушетке в приемной доктора У.Падока. Доктор снова задавал ему неизменный вопрос:

— Кто вы такой?

А ответить-то ему было нечего. Он был никем. И все эти годы провел в подготовке к тому, чтобы стать никем. Только такое объяснение подходило — если не обращать внимания на то, что оно ровным счетом ничего не объясняло.

Но тут Клайд Бромли понял, что никакой нужды в объяснениях нет. Доктор У.Падок сидел вплотную к нему и нарушал тишину, доверительно нашептывая ему в самое ухо:

— Что ж, ладно. Давайте попробуем другой подход. Быть может, я смогу ответить на вопрос за вас. Быть может, я смогу сказать вам, кто же вы на самом деле такой.

Бромли с благодарностью кивнул, но в его душе при этом невольно зародился ужас.

— Я изучил ваш случай, — продолжил доктор У.Падок. — По-своему он совершенно уникален, но только в силу своей первости. Не думаю, что этот первый — одновременно и последний. В следующие несколько лет меня ждет наплыв неуверенных мужчин вроде вас, если, конечно, я не ошибаюсь в прогнозах. Шизоидным и параноидным расстройствам личности придется подвинуться в сторону и пропустить новую болезнь. Давайте-ка назовем ее неоидным расстройством личности. Вообще, название — дело десятое, куда важнее — симптомы. Вам же известно, что есть вирус?

Бромли кивнул.

— Отлично. А знаете ли вы, что в последние несколько лет вирус того же гриппа претерпел уйму непредсказуемых мутаций? Мы изобретаем одно лекарство — он вырабатывает к нему иммунитет. Изобретаем другое — он и под него подстраивается. Знаете, к чему это все в итоге привело? Сегодня грипп уже не тот, что раньше. Он теперь совсем новый.

Он думает, я совсем на голову больной, подумал про себя Бромли, но доктора слушать не перестал. У.Падок