Врата тайны - Ахмет Умит

– И что же?

Нет, мне не показалось. Найджел будто бросал мне вызов. Я очень хорошо знала этот его тон, он всегда использовал его, когда я собиралась заговорить с ним на тему, которая ему не нравилась. Но я все же пошла против его воли.

– Я не уверена, что хочу делать аборт, – мой голос звучал решительно.

Пусть между нами и были тысячи километров, я почувствовала всю тяжесть его разочарования.

– Мы же уже говорили на эту тему, – сказал он после короткого молчания, – я даже договорился о приеме в клинике.

– Прости, Найджел. Ты прав, мы уже говорили, вернее, говорил ты, а я молчала. Я не права, надо было сразу поделиться с тобой своими мыслями. Но я не уверена, что хочу делать аборт.

– То есть ты собираешься рожать? – он повысил голос, будто упрекал меня в чем-то.

– Не знаю… – в моих словах не было ни вызова, ни капитуляции. – Мне надо немного подумать.

– А до сих пор у тебя не было времени подумать? – постепенно он распалялся все больше.

– Нет, не было.

– Это все влияние твоей матери!

Мне не хотелось с ним ссориться.

– Не только мама, все на меня влияет, – прервала его я, – дай мне немного времени, Найджел. Я немножко подумаю, ты немножко подумаешь. Когда я вернусь в Лондон, снова поговорим.

Видимо, мне удалось его успокоить.

– Хорошо, – сказал он, справляясь со злостью, – хорошо, приедешь, снова поговорим.

– А как ты в остальном?

– Все в порядке, сегодня операций нет, – сказал он вяло и сухо, – после обеда пойду играть в теннис. У меня матч с твоим психологом.

– С Оливером?

– Да, в прошлый раз он разбил меня в пух и прах.

– Надеюсь, в этот раз победишь ты.

– Будет сложно, но я постараюсь.

– Удачи.

Хотя мы и продолжали говорить, между нами будто возникла ледяная стена. Таким же холодным вышло и прощание. Он не сказал, что скучает по мне, что ждет моего приезда. Все, что он выдавил из себя, – короткое: «Береги себя». Сердце мое обливалось кровью, но я сдержалась и ограничилась словами: «Ты тоже. Ты тоже береги себя».

Я повесила трубку, и слезы хлынули из моих глаз. Почему все так? Почему наши отношения оказались в тупике? Почему все когда-то должно заканчиваться? Тут я поймала себя на мысли, что смотрю на вещи слишком пессимистично – мы же не говорили о разрыве. У нас просто есть некоторые разногласия. Возможно, вернувшись в Лондон, я смогу переубедить Найджела. Может быть, ему тоже захочется иметь ребенка. Я же так и не рассказала ему все, что надумала раньше. Может быть, выслушав меня, он поймет, почему мне так хочется родить… А если не поймет? Если все равно будет стоять на своем? Я не знаю, не знаю, что делать. Мысли в моей голове перепутались, я перешла на очень быстрый шаг, будто скорость как-то способствовала решению проблем. Я мчалась по улицам города, борясь с порывами сильного ветра… В моем животе медленно рос ребенок, который мог и не родиться. Голова была забита вопросами без ответов. А я продолжала идти вперед. И вскоре потерялась, не смогла понять, где я, заплутала среди одинаковых проспектов с одинаковыми домами. На секунду мной овладела паника, я растерялась. Но тут мой взгляд наткнулся на желтое такси, стоявшее чуть дальше, в нескольких метрах впереди. Я тут же махнула рукой водителю. Он подъехал, я села внутрь. «Куда едем?» – спросил меня таксист, и услышал решительный и твердый ответ: «В мечеть Шамса Тебризи».

Когда такси подъехало к площади перед мечетью и я вышла из машины, мне на лоб упали первые капли дождя. Небо было затянуто темно-синими тучами, день будто превратился в ночь. Чтобы не оказаться застигнутой мощным ливнем, я поспешила к мечети. На входе в нее стоял молодой человек со светлым взглядом и жидкими усами. Он вежливо попросил меня снять обувь и надеть платок. Я жестом дала ему понять, что правила мне знакомы, сняла с шеи широкий фуляровый шарф и накинула его на голову, затем сняла ботинки и поставила их на нижнюю полку в шкафчике слева от дверей мечети. По сравнению с мавзолеем Мевляны, это место выглядело куда скромнее. Возможно, такая простота и подходила Шамсу. Если бы его спросили, то он, возможно, и не захотел бы себе никакого мавзолея. Разве Мевляна не говорил, что не может быть купола красивее небесного свода? Уверена, Шамс думал так же. Кроме служки на входе, здесь не было никого, что резко контрастировало с толпами в мавзолее Руми и внушало мне легкую тоску. Не просто тоску – пустота этой столетней мечети была даже немного пугающей. Я стыдливо осмотрелась и мелкими шажками пошла в сторону саркофага. Слева от меня находился деревянный михраб [42], значит, люди здесь еще и молились. Михраб меня не сильно заинтересовал, поскольку в нескольких метрах впереди располагался невысокий, обнесенный деревянной оградой и покрытый зеленым покрывалом саркофаг, украшенный здоровым тюрбаном. Когда я приблизилась, заметила слева небольшую табличку. На ней было написано следующее: «Между досточтимым Шамсом и досточтимым Мевляной существовала та же дружба, любовь и близость, что и между Пророком и праведным халифом Али».

Значит, даже спустя семь сотен лет людям все еще приходилось оправдывать отношения между Мевляной и Шамсом. С другой стороны, неудивительно, что связь между двумя такими экстраординарными личностями привлекала всеобщее внимание. Они называли свое чувство любовью, но то значение, которое они вкладывали в это слово, невероятно отличалось от привычного нам. Возможно, если я пойму, что именно происходило между Шамсом и Мевляной, то наконец-то смогу ответить на вопрос, что так тянуло моего отца к Шаху Несиму. И, конечно, постичь наконец, что же заставило его бросить нас, не сказав и слова на прощание. Возможно, мне следовало обратиться к Иззету-эфенди, нет, не с вопросом, почему отец ушел с Шахом Несимом, а с просьбой рассказать, из-за чего так тесно оказались переплетены судьбы Шамса и Мевляны. Возможно, там же крылась и разгадка тайны кровоточащего кольца и той тайны, что Шамс называл истиной…

Пока я думала над этим, в мечети зазвучали глухие удары гонга. Я повернулась в сторону, откуда шел звук, и увидела у стены старые деревянные часы. Их маятник тяжело раскачивался слева направо, и эти движения сопровождались громкими настойчивыми ударами, которые будто извещали о том, что пришло очень важное время. Когда гонг умолк, нижняя часть часов разделилась напополам и со страшным скрипом раскрылась, обнажая