Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич

— А где же бабушка? — с надрывом спросила Анна Ивановна.

— Дома, — все так же нехотя ответил Миша.

— Это та самая! Кошачья старушка в шляпе, — шепнул ему Семен, — отцепись от нее. Она ходит по кошачьей улице и носит котам-бродягам фиринку.

Миша и сам был бы рад «отцепиться», но это не так-то просто.

— Ты убежал? Из дому убежал?! — трагически продолжала Анна Ивановна. — Боже милостивый, и что за компания с тобой?!.

Оля опустила голову и постаралась спрятаться за полную высокую женщину. То, что весь вагон слушал этот нелепый разговор, было полбеды, но его ведь слушал и капитан Игнатенко!..

Оля посмотрела сквозь решетку, отделявшую вагон от площадки и увидела, что он слушает и улыбается. Неужели он не узнал ее, Олю? Ведь она часто бывала на «Труженике моря». Когда отец на нем плавал, Алексея Петровича на этом судне не было. И все-таки капитан не мог ее не знать. Оля знает про Алексея Петровича очень много. Знает, как он воевал, почему поседел. Знает даже, что он в рейсе обычно стоит на мостике слева от рубки, положив левую руку на планшир[17], знает, как подходит к причалу, как снимается в рейс…

Только бы он сейчас не смотрел на нее, а то запомнит уличную девчонку, а не девочку с маяка, как ее зовут в порту… И вдруг ей стало стыдно за царапину на щеке и за старый не очень чистый сарафан, и за побитые колени.

Анна Ивановна продолжала охать и внушать Мише, что он должен сейчас же вернуться к бабушке. Она не верила, что его одного отпустили в город.

— Не в город, а на Шестнадцатую станцию. Бабушка мне сказала: «Поезжай, Мика, выкупайся». Так и сказала, — оживленно сочинял Миша. Врал он всегда вдохновенно, а теперь тем более, полагая, что все равно — семь бед, один ответ. Пусть будет, что будет.

В это время кондуктор объявил:

— Следующая остановка — Девятая станция.

Анна Ивановна заторопилась, заохала, стала искать зонт, который держала под мышкой, потом корзинку, и Миша был забыт.

— Смотрю я на тебя, Михаил, и опять удивляюсь: вот ведь умеет врать человек! А я бы на первом слове попался, — смеясь проговорил Витя со ступеньки вагона.

— Выучился… И ты бы врал не хуже, если бы твоя мама вроде моей бабушки: «Не беги, не ходи, не стучи, не возись, не шуми, не дыши…»

— Да, братцы-кролики, не жизнь у Мишки, а каторга, — посочувствовал Семен. — Ну что, нашли эту чертову брошь, из-за которой криком кричали?

— На бабушкином платье нашли. Эти броши нарочно выдуманы для того, чтоб они терялись, — пояснил Миша. — У нас дома всегда что-нибудь теряется.

Оля украдкой наблюдала, как Алексей Петрович, придерживая локтем большой сверток, выбрался из толпы на переднюю площадку. Он спрыгнул на повороте, и, взглянув на нее, улыбнулся. Улыбнулся именно ей, и Оля поняла — он давно ее узнал…

Трамвай еще раз повернул, и капитан скрылся из виду…

Ребята ничего не заметили. не заметили даже, как ей стало жарко. Чтоб немного остыло лицо, Оля подставила его упругому морскому ветру.

Раньше дорога шла между двумя рядами дач, которые, как скворечники, выглядывали из зелени. А теперь дачи тянулись только справа. Слева, под крутым обрывом синело море. Удивительно, что сверху оно казалось наклонным, как большое круглое блюдо. Тот кран, что был у горизонта; выше, а под обрывом более покатый. Всюду, куда ни глянь, шлюпки, сети, рыболовы с удочками, а у самого берега, как поплавки на воде, — головы купающихся. Далеко-далеко уже не было ни поплавков, ни шлюпок, только темная, едва заметная полоска — на Кавказ уходил пароход.

Расстояния между станциями стали короткими. Станции следовали одна за другой. Ну, вот и Шестнадцатая, или, как чаще говорят одесситы. Большой Фонтан. К морю спадает нарядная тенистая улица. Вторая, через балку, попроще. И садики вдоль нее пореже, и пыли побольше, и шуму поменьше.

Миновав эту улицу, ребята свернули на узкую, тропинку. Они шли, почти не разговаривая. Оля тревожно посматривала на каменный забор, за которым был обрыв в море.

А вдруг опять уведут «Чайку»?! Правда, никто, кроме Котьки, не знает, что они отправились на поиски. Но в прошлый раз тоже никто не знал, а вот шлюпки не оказалось. Так может случиться и сейчас…

Домики здесь походили на обычные хаты, какие бывают в деревнях. По чисто выметенным дворам расхаживали утки и куры. За будкой в тени дремала лохматая дворняжка. Дворик заканчивался садом или огородом. Но дальше домики стали попадаться разрушенные. Высокая кукуруза подступала к самой тропинке, вившейся по обочине дороги. Ребята держались как можно ближе к широким мясистым кукурузным листьям, стараясь укрыться от полуденного зноя.

— Ну, вот и маяк, — сказал Семен, указывая на круглую вышку, которая на стойках, точно на длинных ногах, поднималась над обрывом.

— Это не маяк! Не может быть такого маяка, — разочарованно протянул Миша.

— Может, — смеялась Оля. — Он Одесским называется, а наш Воронцовский. Поищи еще один такой, как наш!

— Да, далеко куцому до зайца, — пренебрежительно глядя на маяк, проговорил Семен.

— Идем искать спуск. Довольно в тени прохлаждаться. — Витя повернул наискосок к обрыву. Ребята пошли за ним. Обрыв был крут и высок. Только чертополох с. бурыми от пыли листьями кое-где склонял малиновые шапочки. Ни деревца, ни кустика не было видно до самого низа.

— Придется идти дальше, — сказал Витя, стараясь не заглядывать в пропасть под ногами.

— А может, все-таки попробуем по тому овражку пробраться, — предложил Семен.

Овражек был неподалеку. По самой середине его из глины вылезала огромная источенная дождями каменная глыба, она помешала водам размыть более глубокое и крутое русло. По этому овражку можно было бы спуститься, но наверху, у края обрыва, он падал отвесно. Более или менее пологим он становился только метров через десять.

— Чего тут еще раздумывать? Пошли, если надо, — сказал Миша, но его предложение ни Витя, ни Семен всерьез не приняли, а Оля окинула брата удивленным взглядом.

Миша вовсе не собирался идти первым. Однако, увидев, что ребята, не обратили внимания на его слова, он подошел к краю скалы. Выбрав едва заметные углубления в глине, Миша сделал несколько шагов вниз. Красные комочки земли посыпались из-под ног.

— Ты что, Мишка, с ума сошел? — крикнула Оля. — Вернись сейчас же! Сорвешься! Вниз не смотри!

— Ничего не сделается, — радостно проговорил Миша, выбирая место для следующего шага. — Тут вовсе не высоко… У нас балкон выше.

— Упадешь, дурак! — заорал Семен.