Шаг с крыши - Радий Петрович Погодин

Когда заключенные остались одни в подвале, Витька спросил:

— А где Чапаев?

Девчонка прошлась вокруг него, вихляясь, сунув руки в карманы кофты.

— Вопросики задаете? А может, вам, ваша благородия, господин графенок, его планы рассказать насчет стратегии, как вашу белую силу бить?

— Какой я тебе графенок?

— Князенок, что ли?

— Да я просто… Витькой меня зовут.

Девчонка засмеялась.

— Ишь заливает — выкручивается. Ты мой революционный взор не обманешь. Я тебя, контра, насквозь просматриваю и чую… — Девчонка потянула остреньким носом. — Сдобными булками от тебя разит. — Она подняла к Витькиному лицу руки с растопыренными грязными пальцами, уцепила его за нос. — Как дам промежду ушей, так и перестанешь сдобными булками пахнуть. Кровосос рабочего класса.

Витька отпрянул. Такую несправедливость он стерпеть не мог. Он размахнулся и… промазал. Девчонка ловко пригнулась.

— Я тебя за кровососа! — Витька бросился вперед. И поскольку масса у него была больше, да к тому же он разбежался, то опрокинул девчонку навзничь и уселся на нее верхом.

— Возьмешь назад кровососа?

— Кровосос ты и есть! — девчонка завизжала. — На вот тебе — получай! — И укусила Витьку в колено.

Витька взвыл уже в воздухе, так как светлоголовый парень его приподнял за шиворот и поставил в сторонку.

Девчонка тут же вскочила, поправила волосы.

— Можно, я этому гимназисту поперек тела пройдусь? — спросила она, ни к кому, собственно, не обращаясь.

Витька снова бросился на нее за такие слова. Но она подставила ему ножку, да вдобавок еще дала по шее. Витька упал.

— Я покажу ему нашу революционную силу! — Девчонка хотела навалиться на Витьку сверху, но светлоголовый парень ее удержал.

— Оставь ты его, пускай дышит.

Витька сел. Саднило локти. Болело колено. Душа болела!

— Чего она лезет-то! Не знает еще, а лезет! — выкрикнул он.

— Ты откуда такой? — спросил парень.

— Из Лени… — Витька запнулся.

Девчонка засмеялась, подошла ближе. Было в ней много любопытства, но еще больше желания подраться.

— Из Лени… С Лены, что ли?

— Из Петрограда.

— А чего тебя сюда занесло?

— Я, может, к Чапаеву пробирался.

— Ишь ты, и в Питере Василь Иваныча знают, — сказал парень.

— А как же, кино было…

— Заговаривается… — Девчонка покачала головой, губами почмокала. — Сильно тебя казаки по кумполу треснули.

Раненый красногвардеец, который тоже смотрел с любопытством и даже с весельем, если можно так сказать об измученном вконец человеке, спросил:

— Кто отец?

— Рабочий.

— С какого завода?

— С Кировского — с Путиловского.

— А чего ж ты так вырядился? Как анархист.

Витька потрогал шкуру красную махайродовую, шпагу потрогал. А шляпа фетровая мушкетерская с белым пером валялась на полу.

— Так… Промахнулся я.

— Не верю я ему, — сказала девчонка. — Ну, ни единому словечку не верю. Ишь, какие штиблеты на нем. Я таких отродясь не видывала. — Она пнула Витьку по ноге. Витька лягнул ее в ответ.

— Да, что-то ты крутишь, — согласился красногвардеец.

Девчонка вдруг схватила Витьку за локоть, впилась больно жесткими тонкими пальцами в тело.

— А ну, покажь руки!

Витька нехотя показал.

— Ясно, врет, что он рабочий сын. Мозолев нету.

— У меня же отец рабочий, — возмутился Витька. — А я же сам в школе учусь.

— А после школы? — Девчонка наседала на Витьку и руками размахивала. — Дров напилить-наколоть. Ребятишек меньших понянчить. Мамке полы вымыть помочь. Картошку почистить, ну и буржуйскому какому сынку или поповичу по скуле съездить. Деньжат подработать при случае. Нет, и не ври, не пролетарские у тебя ручки. — Девчонка ткнула Витьку в бок жестким своим кулаком, как костяшкой. — Признавайся, к какой партии принадлежишь?

— Да к нашей.

Девчонка так и взвилась.

— К ихней! Видали, ферт. Он к ихней партии принадлежит. Монархист? А может, эсер? Эсдэк? Кадет?

Витькино гражданское сознание напряглось все. Он закричал фальцетом:

— Я тебе как врежу! Пионер я!

Девчонка с облегчением перевела дух.

— Ну вот — сам сознался. Не выдержал моего допроса. И до чего же буржуазия хитрая — новую партию организовали, чтобы наше революционное сознание обманывать.

— Наша это партия! Коммунистическая! — заорал Витька истошным голосом.

Девчонка ничуть не смутилась.

— Меньшевик, значит, — сказала она.

— Врешь — большевик!

Девчонка глянула на Витьку с откровенным, даже насмешливым недоверием. Затем ее взгляд выразил жалость, сочувствие и понимание.

— Ну зачем же ты врешь? — спросила она. — Или тебе сдобные булки приелись? Горького захотел?

— Большевик, — сказал Витька тише. — Говорю — большевик.

— Побожись.

— Коммунисты в бога не веруют! — отчеканил Витька.

Светлоголовый парень хохотал.

— Отбивайся, гимназист.

Раненый девчонку поддержал:

— А ты, Нюшка, ему не спускай. Ты наскакивай.

Девчонка воспряла, глаза сощурила.

— А ты про каких это всех вождей говорил? — спросила она тихим, въедливым голосом.

— Карл Маркс, Фридрих Энгельс, Владимир Ильич Ленин.

— Маркса слыхала. А Фридрих твой — меньшевик.

— Но, но, — остановил ее раненый. — Это, Нюшка, уже не по правилам.

Девчонка обиженно поджала губы. «Он небось предметы проходил, а я читаю и то по складам, — подумала она. — Но я его на другом согну».

— А вы ему побольше верьте. Он гимназист, грамотный, может, из листовок чего почерпнул. А сейчас прикидывается, чтобы революционную бдительность обмануть. А ну, прижми руку к сердцу, — скомандовала она. И сама Витькину руку к Витькиному сердцу прижала. — Излагай программу!

— Что излагать?

— Излагай, говорю, большевистскую программу, контра.

— Вся власть Советам. Кто не работает — тот не ест…

— А про землю чего молчишь? — спросил раненый. — Ты про землю давай. Этот пункт самый главный.

— Земля — крестьянам. Фабрики — рабочим.

— То-то, — раненый лег поудобнее.

Светлоголовый парень подхватил его мысль на свой манер.

— Земле кто нужен? — сказал он. — Мужик ей нужен да еще конь. А сейчас все мужики да все кони где? Друг друга саблями чешут. Стынет земля без мужской руки… Бывало, выйдешь под вечер, пашня малиновая, аж в синь. И дух от нее идет живой.

Парень замолчал, наверно, представил себе затоптанную, захоженную пашню, поросшую бурьяном, да еще голодное злое дыхание над всей Россией.

— Война, — вздохнул он. — Братоубийство…

Девчонка прошлась мимо Витьки, заложив руки за спину, спокойная, как уверенный в себе оратор.

— Дальше излагай. Не знаешь… Во-первых, долой войну! Во-вторых, мир хижинам — война дворцам! В-третьих, пролетарии всех стран, соединяйтесь! В-четвертых, и да здравствует мировая революция!

Дверь наверху распахнулась. По лестнице спустилась женщина. Она была бледной, шла с трудом и дышала трудно. Казак плелся сзади.

— Вот она жизнь-то, как цыганская торба, — бормотал он понуро. — Сам не знаешь, чего из нее вытянешь.

Казак подвел женщину к старинному креслу.

— Как говорится — из князи да в грязи.

Светлоголовый парень помог женщине сесть.

— Вас били? — спросил он.

Женщина