Шаг с крыши - Радий Петрович Погодин

нравлюсь? И ты мне нравишься. — Девчонка вздохнула счастливым вздохом. — Ну, поцелуй свою невесту. Вот сюда. — Она ткнула пальцем себе в щеку. — Не стесняйся, я зажмурюсь.

Когда она зажмурилась, Витька поднял шпагу.

— Пусти меня.

Но не тут-то было. Девчонка отскочила к двери, мигом подобрала пистолет раненого гвардейца. Тяжелый однозарядный пистолет с серебряной насечкой. Глаза у нее стали дикими, подбородок твердым.

— Никуда ты не уйдешь. — Она нацелила пистолет на Витьку. — Мы накопим денег, мы купим тебе лошадь хорошую, вооружение. Ты совершишь подвиг во славу короля. И ты добьешься звания дворянина. Ты станешь мушкетером, как хотел.

— Подвиг, во славу короля! Ха-ха! Пора бы разбираться, что такое подвиг.

Девчонка положила палец на курок.

— Ага, тебе другая нравится. Эта Анука. Я ее убью!

— Не говори о ней! — крикнул Витька. — Она погибла!

— Да, я забыла… Ну, поцелуй меня. — Девчонка ткнула дулом пистолета себе в щеку. И снова навела его на Витьку. — Ну!

«Тебя бы, дуру, к нам, — подумал Витька. — Занялась бы спортом. Да от одних уроков очумела, не думала бы о замужестве…»

Де Гик и англичанин приволокли из кухни раненого гвардейца, посадили его на дубовый табурет.

— Семейная сцена, — сказал де Гик. — Уже? Поберегите пыл на после свадьбы.

Девчонка заткнула пистолет за фартук.

— Я говорю ему — он будет мушкетером.

— Я говорю — не буду!

— И правильно, — сказал де Гик. — Не нужно в мушкетеры. Что мушкетер — собака короля, всегда готовая вцепиться в горло любому. Мы жалованье получаем за то, что держим в страхе народ. Чему мы служим? Какой великой цели? Никакой! Мы охраняем тщедушную особу короля. Один король, другой иль третий — все равно король! Мы служим господину, значит, мы собаки. Не нужно в мушкетеры, мой мальчик, не советую. Валяй уж сразу в короли.

— Сударь, вы говорит смело чересчур, — сказал де Гику англичанин.

Де Гик подкрутил усы.

— Все просто объясняется. Я очень нужный человек. Я королю нужнее, чем он мне.

— Не жените меня. Не надо! — закричал Витька. — Я лучше пойду к вам в оруженосцы.

— В оруженосцы? Значит, в слуги. — Де Гик захохотал. — Захочешь ли? — Он подошел к погребу, ударил в дверь ногой. — Гастон! Проснись, скотина.

Из темного проема показался человек в спущенных чулках.

— Почисти сапоги!

Слуга повалился на колени и принялся рукавом чистить сапоги де Гика. Он даже хрюкал от усердия.

Витька обмяк, сел на скамейку. И снова ему показалось, что он муравей на асфальте.

— Теперь проваливай. — Де Гик оттолкнул слугу ногой. — Хорош?

Витька кивнул. И вдруг заплакал, навзрыд зарыдал.

— Ну, перестань, — услышал он сквозь слезы де Гиков шепот. — Ну, перестань. Подумай — жениться-то ведь лучше, чем быть повешенным. Я вообще не люблю вешать. Неприятно ощущать, что человек, которого ты повесил, гораздо ближе к богу, чем ты сам… А в мушкетеры не стремись — противная работа.

— А я и не стремлюсь, — всхлипнул Витька.

— И правильно, мой мальчик.

С улицы вошел Моруак. В одной руке он нес сутану, в другой толстенную библию. Де Гик ткнул в него пальцем.

— Видишь, Моруак. Кумир мальчишек. Полюбуйтесь на него. Удачливый пройдоха, всегда готовый к действию, но не к познанию.

— Что за шутки? — недовольно спросил Моруак.

— Вы знаете, мой милый, под хмелем я люблю пофилософствовать. Не стоит обращать внимания.

Черный гвардеец приподнялся на табурете.

— Вас, сударь, надобно повесить, — сказал он де Гику.

— А кто же будет жить?

— Повесить всех! — закричал гвардеец и рухнул.

К нему подошел Моруак.

— Вот ваше облачение, воинственный монах. Одевайтесь!

— Что делать? — спросил гвардеец, покосившись на Моруаково оружие.

— Обвенчать этого юного кавалера с этой юной особой. Прелестная пара. Заглядение.

Девчонка взяла Витьку за руку:

— Улыбнись святому отцу.

Де Гик уже распоряжался. Он хотел, чтобы все было красиво.

— Свидетели, вставайте полукругом. Милорд, прошу вас сюда, Моруак — сюда. Я здесь. Прелестно!.. А кто же с твоей стороны, дитя? — спросил он у девочки.

— Мадлена, служанка. Она моя дальняя родственница. Мадлена, иди скорее. Я замуж выхожу.

— Эй, ведьма! — закричал де Гик. — Иди! Ты встанешь здесь, со стороны невесты.

Служанка бросилась оправлять на девочке платье. Поправила ей волосы. Сама прибралась.

— Моя красоточка. Смотрите, господа, ну не красавица ли? — Она вытащила у девчонки из-под фартука пистолет и осторожно положила его на стол.

— И наш не плох, — Моруак оглядел Витькину шкуру, шпагу, шляпу. — Герой. И образован.

Витька заорал благим матом:

— Я не хочу!

— Не хочешь, так потом ее отравишь, — добродушно сказал англичанин. — Насыплешь ей толченого стекла в варенье.

— Я не хочу! Не имеете права! — орал Витька.

Девчонка взяла пистолет со стола и снова засунула его за фартук.

Моруак кольнул Витьку шпагой.

— Малыш, придется тебе напомнить, где мое право… — Он приставил шпагу к Витькиному боку. Де Гик и англичанин сделали то же самое.

— Де Гик! Вы мне давали слово! — Витька всхлипнул.

— Увы, и девочке я тоже слово давал. Кстати, ей первой.

Гвардеец-поп раскрыл библию, пробормотал молитву, потом спросил девчонку:

— Дитя мое, не против ли желания своего идешь ты замуж?

— Нет, — ответила девчонка. — Охотно.

— А ты, сын мой? — спросил гвардеец у Витьки. — Будешь ли ты ее опорой в жизни?

— Я против! Я пожалуюсь!

— Кому?

Три шпаги кольнули Витьку в спину.

— Я не хочу! — Витька ухватился позади себя за острия шпаг. — Я не хочу! Не стану! Не буду! Не желаю!

Шпаги вонзились ему в тело.

— Каугли маугли турка ла му…

Тьма начала сгущаться. Хлынули и завинтились спиралями огненные ленты.

— А где жених?

— Витя! Витя-я…

Тьма сгустилась. Хлынула тяжелым ливнем. Голоса отступили.

НЮШКА

Черный ворон, черный ворон,

Что ты вьешься надо мной?

Ты добычи не дождешься,

Черный ворон, я не твой.

Песня заполняет подвал своей негромкой грустью и уходит в зарешеченное окно, на высушенные солнцем улицы. И все обитатели подвала смотрят вслед песне, а может быть, вслед своим думам. Думы их там, на воле, за тяжелой дверью, окованной железом. Дверь оковали когда-то давно, чтобы в подвал невозможно было проникнуть с воли, так как хранились здесь яблоки, бочки с пивом, овощи и прочий съедобный припас. Нынче наоборот стало. До того все шиворот-навыворот, что хозяйка особняка сидит не в залах-гостиных, а тут. Сидит она в старинном тяжелом кресле прямая и гордая.

Светлоголовый парень смотрит в зарешеченное окно, синее небо, из всех тюремных окон только небо и видно, крохотный