Шаг с крыши - Радий Петрович Погодин

За окном дорога, вдоль дороги канава. Возле канавы старая сухая ива. Только одна ветка среди многих мертвых ветвей жила и потряхивала узкими нежными листьями. На этой живой ветке сидела ворона, синяя-синяя. Витька подумал: «Опять не моя. Наверно, моей вороны прабабушка. Интересно, на что же она колдует?» И тут он заметил, что глаза у вороны грустные. Катятся из них синие слезы, а клюв вороний волшебный крепко скован железом. Вот те на…

— Ты отыграешь мне алмаз?!

— Нет, — сказал Витька. — Зачем ворону заковали?

— Свихнулся от страха. Считаю до трех… Р-раз!

Витька посмотрел вниз и вдруг подумал: «Нелепая у них какая-то жизнь. Вроде по пустякам. Ну, раз привезли королеве подвески, ну, предположим, два…»

— Два! — сказал Моруак.

«А потом бы и революцию бы пора сделать. Эту самую королеву по шее. Я бы на их месте революцию бы затеял».

— Два с половиной!

Усмехнулся Витька. Сказал:

— Иду — Перекинул веревку через кованый рог подсвечника и соскользнул по ней вниз.

— Не бойтесь, вы должны выиграть, — шепнула ему девчонка. — Я буду молиться за вас. — Она встала на колени, сложила руки в молитве.

— Встань с коленок, не позорься. Ну, встань. Чего ты унижаешься-то перед этими. Разоделись, как павлины…

Девчонка поднялась, но молиться не перестала.

Витька взял у де Гика стаканчик с костями.

— Потряси, — сказал ему де Гик. — И когда Витька потряс, де Гик шепнул ему: — Кидай!

— Три! — крикнул англичанин. — Три очка!

Девчонка вздрогнула. Руки, сложенные в молитве, опустила.

— Три, — уныло сказал де Гик. — Милорд, вы не шептали заклинания?

— На кость заклинания не действуют. Это кость святого Селестина. Я есть милорд, я не плутую.

— Ну, извините.

Моруак чуть не рыдал. Он спрятал руки в карманы штанов, чтобы не видно было, как они трясутся мелкой дрожью.

— Нет, мой алмаз пропал. Нет, я тебя повешу!

— Рано вешать. Если мальчишку выиграет я, как можно вешать мой собственность? — Англичанин, ухмыляясь, раскрутил стаканчик и бросил кости.

— Два! — воскликнул де Гик. — Два! Невероятный ход.

Девчонка подскочила ближе и закричала:

— Слава богу! Два очка.

Моруак замахал своей фетровой шляпой мушкетерской, с перьями. Чмокнул девчонку в маковку.

— Мой алмаз спасен! Да здравствует король!

— Я думаю, теперь мальчишку можно вешать, — сказал англичанин угрюмо.

— Да, да, повесить, — Моруак не мог скрыть радости. Он подобрал веревку с пола, набросил петлю Витьке на шею. — Невероятный ход. Чудо! Ты молодец! Идем, я тебя вздерну, чтобы не болтал.

Ветер с улицы принес запах роз.

Девчонка бросилась на колени перед Моруаком.

— Ваша светлость, зачем вам его вешать. — Она обняла Моруаковы колени. — Подарите его мне.

— Я вам не вещь, — сказал Витька голосом далеким и отвлеченным. — Пусть лучше вешает. Я повишу. Я понял, сейчас пол-Франции висит. А те, кто не висит, живут с петлей на шее.

— Что?! — веревка в Моруаковых руках дрогнула. Голос у него стал смущенным, даже жалостливым. — Де Гик, сейчас я не совсем уверен, что он шпионит в пользу кардинала. И все же его необходимо повесить. Не то его без нас повесят. И довольно скоро.

Де Гик сидел насупленный.

— Ты прав, пожалуй. Мальчишка не лишен известной проницательности, но чересчур болтлив. Такие мысли вслух не говорят. — Де Гик посмотрел угрюмым взглядом на Витьку, на девчонку и вдруг развеселился и шлепнул себя по лбу. — Идея! Моруак, мой друг, давайте их поженим. Я причинил девчонке столько горя. Съел колбасу. Убил ее отца. — Де Гик прижал девчонкину голову к своей ослепительно белой рубашке. — Малютка совсем одна на целом свете. Такая тоненькая, как былинка. Такая беззащитная. Мой милый Моруак, где ваше милосердие?

— Забавная идея. Ха-ха! Действительно. Забавная идея, черт возьми! — Моруак захохотал, швырнул в угол веревку и шлепнул Витьку по затылку. — Ну, радуйся, жених.

Витькины мысли сшиблись и рассыпались с пустым стеклянным звоном.

— Вы не имеете права.

— Опять о праве! Я думаю, ты чуточку помешанный. Скажи мне, что такое право? — спросил де Гик. Было видно, что он рассержен. Он шевелил усами.

— Это значит, что я свободный человек, что мной нельзя распоряжаться. Я не вещь.

— Допустим. Но что такое право? Где оно? Ты можешь показать его?

— Как показать? — Витька стоял в растерянности.

— То-то. Болтают люди всякое — распустились. Смотри сюда. — В голосе Моруака была уверенность отличника и щедрость силача. Он выхватил шпагу. — Видишь? Мое право здесь, на кончике шпаги. — Моруак сделал резкий мгновенный выпад. — Вот оно, мое право, сообразил? — Он потрепал Витьку по плечу. — Каков жених? Красавец! — Надел на Витькину голову шляпу. — Мушкетер!.. Но где же взять попа?

— Тот гвардеец, которого вы подстрелили, поп, — сказал де Гик. — Когда я играл с милордом в кости, я видел, как его слуга чистил рясу.

— Мой бог, где есть тот черный? — спросил англичанин. — А впрочем, наплевать. Наверное, он помер.

В дверях кухни стояла служанка. Она все слушала, и все молчала, и все кивала головой.

— Он здесь, — сказала она. — Но еле дышит. Его придется поддержать, чтоб обвенчал как следует.

Де Гик распорядился:

— Милорд, мы сходим за попом. Моруак, вы принесите рясу и библию. А ты, дитя, смотри за женихом.

Когда девчонка и Витька остались одни, в Витькиной усталой голове созрел план. Лошади у конюшни стоят оседланные. Вскочить, пришпорить и вперед! Пыль столбом. Прохожие шарахаются…

— Слушай, — сказал он девчонке. — Я сейчас деру дам. Ты этих павлинов задержи. Заговори им зубы.

— Какого деру? — спросила девчонка настороженно. — А венчание?

— Есть вещи, которыми не шутят. — Витька строго приподнял брови, прошелся по комнате, как это делал отец, когда Витьку воспитывал. — За суп спасибо.

— Я не шучу, — сказала девчонка. — Сейчас приведут попа. Он нас обвенчает.

Тут Витька посмотрел на эту Анетту внимательнее. «Змея», — подумал он. И вдруг ему стало жалко ее.

— Ты что придумала? Ты недоразвитая или глупая совсем?

Нос у девчонки покраснел, ресницы слиплись стрелками.

— А как мне быть? Мужчины в доме нет. Хозяйство у меня большое — одной не углядеть. Все норовят меня обидеть, обсчитать. На слуг нельзя ведь положиться — жулье… А ты красивый.

Витька завыл.

— У-у, дура набитая. Да кто же в твоем возрасте женится?

— Как кто? — девчонка всхлипнула. — Да сколько хочешь. Мою матушку выдали замуж в тринадцать лет и не спросили. Подумаешь, и мне тринадцать. — Она вытерла глаза, привстала на цыпочки и зашептала Витьке в ухо: — Но я совру попу, скажу, что мне тринадцать с половиной. И ты соври… Я тебе нравлюсь? Ведь правда,