Привет, волки! - Дорота Касьянович

— Я прочитала, — еще раз произнесла тетя, словно существовала вероятность того, что он не услышал этого с первого раза, — и считаю, что это очень… очень… интересно.

«Интересно», — повторил про себя Филипп. И у него в животе потеплело.

— И думаю, что ты должен это закончить. Обязательно. — Тетя снова сделала короткую паузу, на этот раз для глотка кофе. — Мне очень нравится этот рассказ. Он такой… такой твой.

«Ну не соседа же», — промелькнуло у Филиппа в голове.

— Он твой, потому что многое рассказывает о тебе. И о… других. Отличное воображение, но это меня не удивляет.

«Ага», — подумал Филипп, и неизвестно почему тепло в его животе превратилось вдруг в ледяной колючий холод.

Тетя снова прервалась на глоток кофе.

— Интересные идеи. Эта комната, полная плюшевых игрушек, например… Но не только. Это твоя история, но она понятна и другим. Это важно. Очень важно. Можно писать о своем мире, но нужно помнить, что твой рассказ может прочитать кто-то, кто тебя не знает, и он тоже должен его понять.

«Понять. Должен». Филипп чувствовал, что тает, как кусочек масла на сковородке, как леденец на языке, как снежный шар летом. Или даже как снеговик. Потому что он был ошеломлен, он не все понимал, но общий смысл и суть — кажется, да.

И от радости ему хотелось бежать до Отвоцка и обратно.

А ведь это было всего лишь обычное ТСЧ, к тому же без начала и конца.

— Но пунктуация молит небеса о мщении! Собственно, и молить-то не может, потому что ее почти нет, — добавила тетя.

— Ну точки, допустим, есть.

— И на том спасибо.

— Просто мне так лучше пишется. Быстрее. Я могу сразу записать то, что приходит в голову. Но я потом это поправлю. Добавлю эти запятые. И дам тебе на проверку, хорошо?

— Хорошо.

Они немного помолчали.

— Но ведь я… написал сплошные глупости, — сказал Филипп.

— Ты сам знаешь, что это неправда.

— Не знаю.

— Если ты садишься писать с уверенностью, что напишешь сплошные глупости, то зачем вообще писать?

— Но я…

— Знаешь что? Не серди меня такой болтовней. Впрочем, ты спросил моего мнения, и я тебе ответила максимально искренне.

— Я знаю. Спасибо.

— Ты меня не благодари. Просто пиши, потому что у тебя есть… потому что у тебя неплохо выходит.

— Только это все такое… странное.

Тетя энергично закивала:

— Можно это и так назвать. Превращение идеи в текст странно. И создание героев, их биографий, прыща на носу и того, что кто-то не выговаривает «р». И придумывание мест, разговоров, приключений, начала и окончания. Все это странно и таинственно.

И снова они немного помолчали.

— Если хочешь, можешь и дальше писать у меня, — продолжила тетя, допив кофе. − Только, может, сначала… Попробуй сначала дома. Я тебя не прогоняю, только я бы не хотела, чтобы твои родители возмущались тем, что началась школа, уроки, обязанности, а ты болтаешься у старой тетки и ее собаки. Ты ведь не рассказал маме о том, что пишешь, верно?

— Нет. Не рассказал, — быстро ответил Филипп.

— Ну вот. Ты со мной согласен? Разберешься, что и как в школе, а потом мы подумаем, хорошо? А пока попробуй побыть немного дома и там пописать. Побыть с семьей. Так будет лучше, поверь мне.

Она была права. И он знал об этом.

— Окей, — ответил он. — Я попробую.

Филипп почувствовал себя так, будто кто-то водрузил ему на спину мешок камней.

Он съел кусок шарлотки.

— А вообще, я очень рада, что ты мне это показал. Спасибо, — сказала тетя.

— Я просто хотел объяснить, почему не сидел в интернете, когда ты вчера вошла в комнату.

— Ну тогда ты полностью реабилитирован! — весело воскликнула тетя Агнешка.

Он пересек поляну и оказался у края леса, называемого Широким лесом. Стволы всех деревьев в пределах его видимости закрывали листы металла, высотой до самых крон. Там, где густо росли ветки, лист заканчивался — и была видна листва. Металл наверняка когда-то блестел. Но время и атмосферные явления сделали свое дело, и он помутнел, посерел и был теперь похож на старый картон. Все это производило угнетающее впечатление и выглядело просто отвратительно.

К счастью, листва — свободная от металлического панциря — шумела точно так же, как в обычном лесу. Были слышны разнообразные звуки птичьей жизни. За исключением одного звука — стука дятла.

Филипп хотел пройти эту часть леса как можно быстрее. Он знал, что королевские слуги успели закрыть металлом не больше десятой части всех стволов в королевстве. Причина была проста: нехватка времени, денег и желающих выполнять такую монотонную и малооплачиваемую работу.

К тому же люди не хотели слишком углубляться в Широкий лес. О нем постоянно рассказывали новые и все более страшные истории. Возможно, их выдумывали противники короля, чтобы таким образом спасти от ометалливания хотя бы часть деревьев. Трудно сказать, ведь в Королевстве Металкорфа оппозиция официально не существовала.

А может, Широкий лес и в самом деле скрывал какую-то тайну?

Теперь у Филиппа был шанс это проверить.

Впрочем, он хорошо знал, зачем здесь оказался. Что он ищет. А точнее — кого. И знал, что, пока он этого кого-то не найдет, ничего не случится. Ничто не будет подкрадываться, прятаться, подкарауливать или пугать его. Потому что не он здесь важен, а этот кто-то. Филипп теперь шел по его следам. Дальше и дальше.

В лесу царила приятная прохлада, под ботинками потрескивали тонкие веточки, шелестели сухие прошлогодние листья, мягко пружинил мох.

Наконец закончились деревья, огороженные металлом. Начался настоящий лес, пахнущий смолой. Это был явный признак того, что Филипп забрался действительно далеко. В любой момент он мог встретить того, за кем все это время шел.

Вдруг он увидел, что…

— Филипп! Заканчивай. Мне нужен компьютер.

В лесу раздался голос мамы.

Мама? Здесь?

Да, мама. Но ни в каком не в лесу, а прямо здесь, у его письменного стола.

И хотя она была очень близко, ни разу не взглянула на экран. Она сверлила Филиппа ледяным взглядом.

Может, если бы она посмотрела на экран, то спросила бы, что он там пишет. А он собрался бы с духом и открыл бы ей свою тайну. И начался бы разговор.

Мама бы сказала: «Ага, раз так, то другое дело. Как-нибудь поделим этот компьютер, чтобы все были довольны».

Но мама не посмотрела, не спросила, не