Пешком по небу - Екатерина Юрьевна Аксенова

– Забудешь тебя, как же, – отец рассмеялся, и Глаша увидела, что там, за щетиной по самые брови, ещё есть человек. Которому она не безразлична.

Но этого мало.

– А Лену? – Глаша взяла отца за руку, чтобы он не успел сбежать от ответа.

– Лену? – повторил отец и сжался, будто это имя тоже проделало в нём дыру.

– Ты её ещё любишь?

– Может быть.

– Может быть?

Отец не отвечал. Он сжал Глашину руку – хватался за неё, будто его уносило в гулкую пустоту. Где нет ничего и никого, только бесконечное, страшное одиночество.

– Она меня никогда не простит, – сказал он наконец. – Я себя никогда не прощу.

– А ты не думал, что единственное, чем ты можешь помочь – это быть с ней? Если ты её любишь, конечно. Вранья Лена не заслуживает, – сказала Глаша и сама удивилась этим словам. Она старалась не думать про Лену. Глашу пугало Ленино горе. Но не думать она не могла. Лена была ей небезразлична!

– Я бы никогда не смог ей соврать, – ответил отец хриплым шёпотом, устало вздохнул и окончательно сник. Грузная фигура походила на мешок с вещами, который за ненадобностью кто-то оставил на обочине. Но мешок оказался не чужой – Глашин. И она его бросать не собиралась.

– Ты бы отдохнул, а то выглядишь так себе. А я тут приберу пока.

– Когда ты успела стать такой взрослой?.. – отец грустно улыбнулся.

Глаша не ответила, только обняла отца покрепче. Пусть знает, он не один. И Глаша не одна. Они есть друг у друга.

– Эх, что же нам теперь делать?

– Жить, папа, жить дальше. И, возможно, заказать пиццу.

* * *

Апрель – месяц ветра и пыли. Растрёпанный город закутался в плащ цвета охры. Небо тянуло руки погладить окна, а улицы казались шире. По таким не идёшь – летишь! Апрель выметает тьму из углов, когда с последним грязным снегом зима уходит под землю.

– Обязательно надо было тащиться в такую рань? – Глаша зевнула.

– Ну, можно подождать, пока она снова всё забудет, – ответил Сева.

– А вот это вот всё зачем? – Глаша кивнула на два пакета продуктов.

– Так надо.

– Как скажешь, Кэп, – Глаша снова зевнула и как-то совсем по-детски потёрла глаза, которые с утра не успела спрятать за чёрной подводкой.

Севу разбудил звонок с незнакомого номера. Он сначала и брать не хотел. Ну кто в здравом уме будет звонить в шесть утра в воскресенье?! Наверняка спам какой-то. Но было в этом звонке что-то неуместное, почти тревожное. Тот, кто хотя бы однажды столкнулся с горем, обречён пугаться таких вот звонков.

Сева спрятал беспокойство за злостью и рявкнул:

– Алё!

Получилось не очень грозно. Шёпотом особо не рявкнешь. А разбудить родителей Сева не хотел. Всё-таки воскресенье.

– Алло, это Серж? – раздался незнакомый женский голос.

– Нет! Какой ещё Серж?! – сказал Сева и тут же обмяк. Можно дышать спокойно, ошиблись номером.

– Амелия Викторовна, вы, похоже, напутали. Там нет никакого Сержа, – голос зазвучал чуть тише, словно телефон повернули в другую сторону или прикрыли рукой.

И тут Сева окончательно проснулся.

– Алё, Амели? Это вы? Да, это Сева. То есть Серж!

– Серж? – ему ответила Амели.

– Да, простите, – выдохнул Сева. – Просто ещё так рано… Я не сразу сообразил, что это вы.

– Это вы меня извините, Серж. Людочка уходит на дежурство… А своего телефона у меня нет. А вы дали понять, что дело важное. Про Мишеля и ОАК.

– Вы что-то вспомнили?

– Да. Признаться, вы меня заинтриговали. Память меня подводит, поэтому вспомнить было делом принципа…

– Так что же вы вспомнили? – не выдержал Сева. – Это и правда очень важно.

– О, я понимаю. Не могли бы вы, Серж, зайти ко мне сегодня?

Сева подавил вздох разочарования. Неужели по телефону нельзя?! Нельзя. С Амели так нельзя. Раньше Мишка заходил, а теперь… Теперь кроме Севы никто не придёт к ней на чай.

– Конечно! Буду через пару часов.

Первым делом Сева позвонил Глаше. Он заранее стиснул зубы, предвкушая лавину ругани. Но Глаша просто не брала трубку. Ждать Сева уже не мог. Он быстро влез в джинсы и толстовку и выскочил в коридор. Хорошо хоть, что Глаша оставила новый адрес.

– Сев, ты куда? – из спальни выглянула сонная мама.

– Мам, у меня дела.

– Какие дела в такую рань? Воскресенье же, – она прищурилась, сканируя Севу на предмет «опасного состояния».

– Да всё в порядке! Сказал же, дела, – отмахнулся Сева.

Он терпеть не мог, когда она вот так смотрела. Сева уже давно вёл себя обычно. Ходил на тренировки, разговаривал, шутил. Никто и не догадался бы, как он изменился. Только мама. Правда, она никак не могла понять, в какую сторону. Но тут Сева ничем не мог помочь: он и сам не знал.

– И куда ты собрался? – мама скрестила руки, что означало: «ты так легко не отделаешься».

– У меня свидание, – выпалил Сева и выпрыгнул за дверь прежде, чем мама успела сложить эти слова вместе. Сева и Свидание.

На полпути Сева всё-таки дозвонился до Глаши.

– Собирайся! Амели вспомнила, что такое ОАК, – сказал Сева, когда лавина Глашиной ругани наконец-то иссякла. – Я подхожу к твоему дому. Жду на улице.

– А по телефону она не могла, что ли, сказать! – проворчала Глаша.

– Так надо.

– Слушаюсь, Кэп, – ответила Глаша тоном едким, как дым от палёной резины. – Скоро буду.

* * *

– Я считаю, есть два типа женщин, – сказала Амели, когда Сева представил Глашу, – те, что любят лавандовый тайно, и те, что готовы кричать о своей любви всему миру. Приятно встретить родственную душу.

Девочка с сиреневой чёлкой глянула на старушку с сиреневыми кудрями и рассмеялась. Сева глазам не поверил. Амели ей понравилась! Глаша как-то сразу разгладилась и спрятала невидимые шипы. Неужели это лавандовый цвет так работает? Или это какой-то секретный код эксцентричных женщин, по которому они безошибочно узнают своих?

– Мы вам кое-что принесли, – Глаша выхватила у Севы пакеты и протянула Амели. – К чаю.

– О, это так charmant! Не стоило! Merci beaucoup[6]!

Глаша помогала Амели на кухне. Севу усадили в единственной комнате и приказали проголодаться. Что было несложно, учитывая, что Сева не завтракал.

Апрельское солнце протиснулось сквозь муслиновые занавески и по-хозяйски гуляло по комнате. Отражалось в хрустале серванта, горячими пальцами гладило корешки книг. В углу притаился старенький проигрыватель и небольшая стопка пластинок. Пружинистый диван поскрипывал, на кухне закипал чайник. Внутри Севы закипало нетерпение. Тело начало зудеть и покалывать.

– А можно я поставлю музыку? – Сева заглянул на кухню.

Он больше не мог сидеть в тишине и ждать. Воздух