Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич

опять все стихло. Озираясь по сторонам, Илийка направился к пустырю. Какое это все-таки глухое место! Нет, он не трусил, но просто было как-то не по себе. Месяц сузился, побледнел, и от его света все приобрело странный, неясный вид, словно двоилось.

Вдруг какая-то фигура преградила мальчику дорогу и погрозила пальцем. Илийка в нерешительности остановился.

Пересиливая страх, он шагнул навстречу. Фигура не отступила. И только приблизившись, Илийка разглядел, что это было сломанное сухое дерево, которого он днем почему-то не замечал… Ночью все казалось каким-то таинственным и немного страшным. Даже когда над его головой промелькнули черными тенями две самые обыкновенные летучие мыши, он вздрогнул.

Наконец, Илийка добрался до подземелья. Зажег лампочку, осмотрелся. Никого. И все-таки у него было такое ощущение, точно он не один в погребе. Стараясь не думать об этом, мальчик стал на колени и отыскал ведерко с краской, сделанное из старой консервной банки. Из куска плотной бумаги он еще вчера приготовил трафарет. Развернув, Илийка разложил трафарет на земле. Буквы были большие, красивые. Он даже не ожидал, что так хорошо получится. Потянувшись за кистью, он поднял голову, и вздрогнул: в глубине погреба мелькнули и погасли зеленые огоньки.

Что это? В памяти всплыли страшные рассказы о привидениях. Правда, привидений не бывает — Мариора всегда смеялась, слушая соседок. А вдруг облава? Что тогда? Увидят кисть и трафарет… Порвать? Все равно увидят…

Илийка не шевелился. Огоньки исчезли. Может, померещилось со страху? Он напряг зрение и слух. Вон там, в глубине что-то мелькнуло. Он мог бы поклясться, что даже различил какой-то шорох. Значит, не показалось. Теперь Илийка твердо знал: в погребе он не один.

Вот опять засветились две точки. Фонарь? От этой мысли у него появилось такое же ощущение, как тогда, когда он нырнул в холодную воду.

Нет, это не свет фонаря. Огоньки мелькнули ближе. Почему их два? Бежать некуда. Как же с трафаретом? Еще отчетливо не сознавая, зачем он это делает, Илийка осторожно открыл свой перочинный ножик, взял в руки острый камень. Что-то темное бесшумно подползло к нему… Вот уже совсем близко… И тут Илийка облегченно рассмеялся. У ног его терся большой пушистый кот…

«Ну и трус! Чего только со страху не передумал! Трус, а еще ругал Михая, — огорченно подумал Илийка. — Кота испугался».

Но как сюда попал кот? Мальчик отлично помнил, что плотно закрыл за собой вход. Придется наведаться вместе с Михаем и все хорошенько осмотреть. А теперь надо торопиться.

Быстро повесив на шею жестянку с краской, спрятав на груди кисть и трафарет, он задул лампочку и выбрался наружу.

Накануне Митря, отведя Илийку в самый глухой угол заводского двора, повел откровенный разговор. Он сказал, что принадлежит к подпольной комсомольской организации. Илийке поручается важное дело.

Мальчик ни о чем не расспрашивал и только сдержан, но ответил: «Сделаю».

Потом он долго раздумывал над тем, как трудно с первого взгляда судить о человеке. Митря, дерзкий, неугомонный, способный на всякие выдумки, Митря вдруг оказывается настоящим комсомольцем…

Илийка выбрал людную улицу, по которой утром к заводу текут потоки рабочих, и принялся за дело. Один раз он вынужден был спрятаться: мимо прошел пьяный офицер, что-то насвистывая и размахивая в такт рукой. Офицер скрылся, и мальчик продолжал писать на стене лозунг.

Уже гасли звезды, рогатый месяц перекочевал на другой конец неба. На востоке посветлело, и темные силуэты домов стали отчетливее выступать из тьмы. Черным кружевом вырисовывалась на небе железная решетка на крыше двухэтажного дома. Под ней тянулся лепной карниз.

Илийке понравилось это красивое здание с большими венецианскими окнами высоко над землей.

«Здесь-то уж все прочтут», — решил он, взбираясь наверх по водосточной трубе.

С трудом удерживая равновесие, он ступил на карниз и, прилоясив к стене трафарет, покрыл его слоем краски. Осторожно продвигался мальчик по карнизу, и за ним оживала стена дома, на ней рождались слова:

«Да здравствует Первое мая!»

Готово! Илийка уже собрался спуститься вниз, как вдруг заметил, что к дому приближается полицейский. Куда спрятаться? Справа он увидел пожарную лестницу и, проскользнув к ней по карнизу, быстро спустился вниз, Только не бежать. Шесть шагов до переулка и около пятнадцати до полицейского. Уже осталось пять шагов… четыре… Делать вид, что не замечаешь его. Три. шага, — лихорадочно мелькают мысли. — Полицейский не успеет схватить. Не бежать, а то он начнет свистеть…

Илийка сделал последний шаг и, повернув за угол, будто не слыша крика «Стой!», побежал.

«Хоть бы не свистел… Не догонит… Нет… Только бы не свистел…» — проносились мысли.

Но предутреннюю тишину уже разрывали свистки.

— Стой! — вопил полицейский. — Держи его!

Илийка бежал, слыша за собой топот сапог. Сейчас топот не так близко. Неужели отстал? В ту же минуту прозвучал выстрел. Мальчик мчался, не чувствуя под собой земли. Он и не подумал, что полицейский может стрелять.

Но наперерез уже спешил другой полицейский. Вдвоем они его непременно схватят. «Что делать? Что делать?…» — стучало в висках.

Везде дома с плотно закрытыми воротами. А вот через дорогу покосившийся забор и калитка висит на одной петле. Скорее туда… Но полицейский, разгадав намерения беглеца, бросился к калитке. Свернуть некуда. Илийка, наклонив голову, с разбегу налетел на полицейского, и оба свалились на тротуар. Мальчику показалось, что он свернул себе шею. И все-таки он успел первым вскочить на ноги и скользнуть за ворота. Круто повернув вправо, чтобы запутать следы, он вернулся к ограде и быстро выбрался на улицу. А полицейские уже рыскали по двору.

Только теперь Илийка почувствовал, что по телу течет что-то липкое. Он провел ладонью по груди, поднес руку к глазам. На ней были мокрые темные пятна. «Кровь… Может быть, ранили? Я сейчас упаду…» И тут мальчик вспомнил о жестянке, висевшей на груди. «Краска!.. Краска, а не кровь…»

Утром брат и сестра уже собрались уходить на завод, когда вошла соседка попросить коромысло. Желтая косынка на ней была завязана так, точно на голову уселась большая бабочка. Она очень сожалела, что не застала Ануцу дома. Илийка не мог понять, зачем она говорит неправду, — ведь знает же, что мать уехала. А той попросту не терпелось поделиться новостями.

Ты еще не выходила из дому? — обратилась она к Мариоре и, не дав ей ответить, затараторила: — Я рано побежала на базар, смотрю: везде красные надписи о Первом мае. Сейчас их замазывают сажей и всех разгоняют, не дают читать. Поторопись, Мариора, а то ничего не увидишь.

Илийка