Кукуют кукушки - Юрий Олиферович Збанацкий

Гаврило Адамович беседовал об этом с учителем, тревожась, чтобы не набросился на зелень какой-нибудь вредитель.

— Ты, Гаврош, ДДТ подсыпай не жалея, — сводит на переносице мохнатые брови Андрей Иванович, а глаза добродушно смеются.

Бывшего ученика учитель называет почтительно Гаврилой Адамовичем, но в минуты, когда нужно в чем-то упрекнуть или дружески подшутить, пользуется именем, которым наградили его сверстники еще в школе. Когда учитель называет его этим давнишним именем, председатель колхоза, уже достаточно располневший и суровый на вид, становится похожим на подростка.

— Правильно говорите, Андрей Иванович, с химикалиями переборщили, передали кутье меду…

Разговор учителя с учеником переходит на науку, и Харитону трудно становится понять его смысл, потому что такие слова, как «биосфера», «биогеоценоз», «популяция», «экология», пока еще недоступны его пониманию, хотя самую суть он все же улавливает, и ему очень хочется постигнуть все то, что знают эти двое хороших людей.

Харитон понимает: речь идет о природе, о ее извечных законах, о том, что нельзя безрассудно эти законы нарушать, что разумный и дальновидный человек должен действовать так, чтобы не зависеть от милостей природы, но помогать ей развиваться по ее собственным законам. Только когда человек будет действовать сообща с природой, а не наперекор ей, деятельность его на земле будет и полезна и целесообразна.

Парнишка правильно понимал смысл научной дискуссии. Ведь, пользуясь словами вроде «экология» и «биогеоценоз» — кстати, это слово Харитон почти правильно расшифровал: «био» — жизнь, «гео» — земля, правда, что за «ценоз», аллах знает, — собеседники часто ссылались на хозяйственную практику в «Прогрессе» и на другие примеры из боровской жизни.

— Вот хотя бы твой предшественник, «приседатель» Назар Сук. Будто и правильной линии держался. Хвастал: «Разведу столько скота, что земле будет тяжко». Каждый хвост, каждая голова брались на учет, входили в зиму, хотя кормов и для половины не хватало. Кур на ферме развел тысячи, даже петухов не позволял продавать, для цифры ему были нужны. А чем кончилось?

— Да бывало еще и не такое…

Гаврило Адамович виновато склонял голову, понимал, что это только так говорил Андрей Иванович — «мы делаем», а имел в виду — «ты делаешь».

Учитель продолжал:

— Люди должны думать о природе. Скоро на наших полях не то что фазанчика или дикого козленка, а и зайчишку не увидишь. Уж не говорю про уток. Когда-то, в мои молодые годы, над придеснянскими лугами дикие утки тучами летали, не было такого озерца, чтобы не жировали утиные выводки. А сейчас? Где-то пара или тройка чирят покажется, да и тех, если вовремя не спрячутся, браконьеры пристрелят.

Андрей Иванович презрительно хмыкнул, тряхнул седым чубом, остро зыркнул на Семистрока:

— Уж бедная дичь и так и сяк маскируется, даже к домашним утиным стадам дикие селезни пристают — ничего не помогает. Вон на днях один селезень, видно, не найдя себе пары, к домашним пристроился, так и то долго не наплавал. Марко с ружьем тут как тут, от него не спрячешься…

— Да, это верно, — вздыхает Семистрок. — А что поделаешь?

— Что поделаешь?! Разве не знаешь? Ты же народный депутат, ты голова в коллективном хозяйстве. Вот и наводи порядок! По-моему, вся дичь — в поле, в лугах, в воде и на небе — не браконьерам, не случайным любителям пострелять должна принадлежать, а тому, на чьей земле она гуляет и кормится.

Гаврило Адамович с этим согласен. Он тоже может научно доказать, почему в полях и лугах должна жить всякая дичь, почему рыбы должно быть полно в озерах — все в природе взаимосвязано, все должно быть на своем месте. Изведем комаров — рыба лишится корма. Не будет рыбы — наплодится столько комаров, что глаза выедят.

Беседа снова становится непонятной для Харитона, однако он не пропускает ни слова — пусть не все понятно, но ведь как интересно!

— Верно говорите, Андрей Иванович, угроза огромнейшая. И если мы не станем на защиту природы, то кто знает, чем это все кончится. Леса надо беречь, реки, дичь и мошкару всякую.

Наконец Гаврило Адамович вспомнил, какое дело его привело к учителю. Было бы хорошо, если б Андрей Иванович выступил на первомайском митинге.

— Нет, нет, я уже свое сказал, вы помоложе, вы теперь за все на свете отвечаете, вот и выступайте. А я послушаю…

— Ну уж как знаете, а второго мая просим пожаловать.

Гаврило Адамович не только мастер говорить о природе, но и на практике знает, как что делается.

— Хотим всем колхозом выйти на Яр и посадить дубы и сосны. Десять тысяч саженцев в лесхозе берем. Пусть лес растет, кислород вырабатывает — потребителей предостаточно!

— Правильно делаешь, Гаврило Адамович…

Харитон догадывается, что мысль о посадке леса на Ярах возникла только сейчас, во время беседы с Андреем Ивановичем. Но это неважно. Главное — очень хорошая мысль родилась в голове дядьки Семистрока!

— Вот на такое дело придем, — улыбается дедушка. — С Харитоном придем. Посажу на добрую память с десяток дубов — пусть растут! А может…

Андрей Иванович не договорил, не выдал секрета. Он только ласково щурился и смотрел куда-то вдаль, куда не мог проникнуть ничей взгляд.

— Дело, по-моему, заслуживает внимания…

Властвует май. Идет по земле. Ведет в золотых поводьях крепко взнузданное солнце. Оно пылает, брызжет теплом и радостью, плывет и парит в неведомой высоте, в такой лазурной синеве, какая бывает только весной и только в начале мая.

Сады вокруг белопенятся. Все в розовом и красном, белом и зеленом. Село так нарядилось, в такой красоте, какую не увидишь ни в какую другую пору. Омолодилась земля, украсилась, справляет великий праздник; свою победу. Всё радуется: аисты на гнездах, воронье в небесной выси, утки на воде, уже спавшей с лугов, уступившей место зеленым островам. Моторы и те ревут празднично.

Люди суетятся. Возле школы собираются ребята. Комсомольцы заводят песню. Колхозники степенно, с лопатами на плече за село идут.

Харитону хотелось бы и к школе махнуть — там весь класс собрался, — и с дедушкой побыть охота. Теперь он не отходил от дедушки.

Сегодня на Яры он пойдет не с ребятами, а с дедушкой. За это его ни школьники, ни учителя не упрекнут. Наоборот, они будут довольны, что Харитон присматривает за дедушкой — лопату несет, каждое желание дедово исполняет.

Они идут берегом затона. Мимо Маркова двора, в конец улицы. Легкий ветерок пробегает по цветам, полощет флажки на воротах, ласково треплет дедушкины волосы, выбившиеся из-под шляпы. Дедушка впереди, а Харитон чуть сбоку