Ковчег Времени, или Большой побег Рафала из Когда-то в Сейчас через Тогда — и обратно - Марцин Щигельский

крышку и наливает суп. Янка ведет меня вдоль столов, находит свободное место, ставит миску, кладет на стол ложку. Я вытираю ложку о рукав и сажусь есть. Суп мутный, грязно-коричневого цвета, несоленый и горячий. В нем плавают куски картошки, крупа, несколько кружочков морковки. Я съедаю все в одно мгновение, не могу сдержаться, громко чавкаю, хотя и понимаю, что это некрасиво. Мне хочется плакать — сам не знаю почему.

— Все, поел? — спрашивает Янка, когда я проглатываю последнюю ложку. — Лучше стало?

Я бы мог съесть пять таких мисок, я все еще голоден, но киваю головой:

— Да. Спасибо.

— На здоровье, — отвечает она и ставит миску на гору грязной посуды у входа. — Пойдем посмотрим — может, там уже успокоилось.

Через арку Янка выводит меня на Гжибовскую. Толпа в конце улицы стала чуть меньше, но все равно там еще много людей, слышны взволнованные голоса.

— Знаешь что, — говорит Янка, — лучше не ходи сегодня в библиотеку. Я тебя провожу на Сенную.

— Зачем?

— На всякий случай. Я все равно иду домой, а мне на Пружную, это почти что по пути.

Мы сворачиваем на Цеплую, Янка протягивает мне руку. Я никогда еще никого не держал за руку, кроме Дедушки, — во всяком случае, не помню такого. Странное ощущение. Я немного стесняюсь, но от прикосновения Янкиной руки чувствую себя в безопасности. Мы доходим до Твардой, потом до Панской. Едва успев сделать несколько шагов по Панской, я замечаю Дедушку, бегущего в нашу сторону. Шляпы на нем нет, плащ распахнут. При виде меня он резко останавливается, с беспокойством смотрит на Янку, потом на мою ладонь в ее ладони.

— Я его провожаю, — объясняет девушка. — Вы дедушка Рафала?

— Да.

Он хватает меня за плечо и притягивает к себе. Я отпускаю ладонь Янки и засовываю руку в карман куртки.

— Спасибо, — говорит Дедушка. — До свидания.

— Подождите. — Янка вынимает листок и протягивает его Дедушке. — Я работаю в детской библиотеке на Лешно. Если что, вот мой адрес.

Дедушка листок не берет, пристально смотрит на нее. Помолчав, он спрашивает:

— Если что?

— Если Рафалу понадобится помощь. Свяжитесь со мной.

— Зачем?

— А что тут такого? Надо ведь как-то помогать друг другу. Я помогаю детям.

Дедушка мотает головой:

— Мы не нуждаемся в помощи.

Янка стоит молча, с протянутой рукой. Наконец Дедушка торопливо берет у нее листок и кладет в карман.

— До встречи, — говорит мне Янка. — Приходи завтра в библиотеку за новой книгой. Только будь осторожен.

— Я всегда осторожен, — отвечаю я и улыбаюсь ей.

* * *

— С тобой по дороге ничего не случилось? — спрашивает Дедушка, пока мы переходим двор на Слиской.

— Нет, ничего.

— Теперь будем ходить в библиотеку вместе, — говорит он. — В одиночку ты больше туда не пойдешь.

— У тебя же нет времени.

— Найду.

— Мне почти восемь лет. Я уже могу ходить один.

Дедушка вздыхает, кладет руку мне на плечо.

— Ты, наверно, голодный.

— Голодный, — киваю я. — Но не очень. Янка покормила меня супом.

— Как это — покормила? Ты был у нее дома?

— Нет. Мы были в ресторане.

— В ресторане? — Дедушка останавливается, кладет мне на плечо вторую руку, разворачивает к себе лицом и внимательно смотрит в глаза. — В каком ресторане?

— Не знаю, — пожимаю плечами я. Мне становится немного не по себе.

— Где?

— На углу Гжибовской и Цеплой, во дворе. Там было много детей.

— Это же кухня «Центоса»[3]. — Дедушка почти кричит. — Столовая для бедных!

— А вот и нет! Янка заплатила монеткой! Бросила ее в ящик. Раз там надо платить, значит, не для бедных. Мне есть хотелось!

Дед проводит ладонью по лицу и ничего не отвечает, а я страшно злюсь. Я же был голодный! Ну съел одну тарелку, ну и что? И вообще, суп был так себе.

Наконец Дедушка прерывает молчание.

— Рафал, — тихо говорит он, — это суп для бедных.

— Мы тоже бедные!

— Он для таких детей, у которых ничего нет, понимаешь? Ничего, кроме этого супа. Их очень много. У тебя есть я, дом, еда. Из-за того, что ты туда пошел, какому-то ребенку — у которого нет ничего, может быть, ему даже спать негде, — сегодня не досталось еды. Ты понимаешь?

Я стискиваю зубы и с яростью смотрю на него.

— Котлы были очень большие, — со злостью говорю я. — Огромные! От одной маленькой тарелки там почти ничего не…

Дед качает головой и идет в сторону нашего дома. Я стою на месте и чувствую, как злость исчезает — так же быстро и неожиданно, как и появилась. Щеки горят от стыда — только сейчас до меня дошел смысл того, что сказал Дедушка. Я гад и подлец.

— Дедушка! — Я догоняю его на нашем дворе. — Прости меня. Не сердись.

— Я не сержусь, — тихо говорит он.

— Я больше туда не пойду. Никогда!

— Хорошо.

— Ты все еще сердишься, — говорю я, пока мы поднимаемся по лестнице.

— Нет. Сейчас поедим, а потом я пойду к той девушке, отдам деньги.

— Но я не заслужил обеда! Я не буду ничего есть, в наказание, ладно?

Дедушка открывает двери и входит. Вешает плащ в шкаф, а потом становится на колени и обнимает меня. Он ничего не говорит, только легонько качает меня. Я чуть не плачу, одновременно хочется и вырваться из его рук, и обнять его еще сильнее.

Глава 4

В понедельник мы переезжаем в новую комнату на Хлодной. Идем посреди дороги, везем тележку. В нее поместилось все, потому что нам не пришлось забирать ни шкаф, ни стол, ни топчан. В новой комнате есть мебель, там даже две кровати, поэтому теперь я буду спать один. Когда-то я уже спал один, но очень давно, когда вся квартира на Сенной принадлежала деду, я уже почти этого не помню.

Мы забрали два чемоданчика с дедовой одеждой и один — с моей. Постельное белье, стул, кастрюли и тарелки. Висевшую над топчаном картину, на которой нарисована моя бабушка, Дедушкина жена, — я ее не знал, она умерла много лет назад. Еще мы забрали треснутый глобус, по которому я учу географию, покрывало с кровати, книги с нотами, шторы и еще всякие вещи. И конечно, дедову скрипку. Тележка набита доверху, с горкой. Мы не одни — сегодня с Сенной переезжает еще множество людей. У некоторых куда больше вещей, чем у нас, а у других — гораздо меньше. Жальче всего мне расставаться с балконом и пани Брильянт. В новой комнате, наверно, не будет