Пять пьес о войне - Наталия Лизоркина

бьет кулаком в живот. Кричу: «Я». Он не слышит. Бьет по голове. Кричу: «Я». Он забывает про фамилии. Кричу: «Я». У него еще половина по списку. В ход идут ноги. Тишина. Забивает меня. Ему все равно. Он не при исполнении. Дежурный лейтенант уходит пить чай. Не кричу больше. Надо просто закрыть лицо и сжаться. Это повтор на повторе. Уже было, тело знает, тело все запоминает.

ОМОН вскрывает винтовую хату. Ботинки солдат всегда в земле. Она оставалась на телах каждого из нас. Размазывалась. Не смывалась. Въедалась. Они выносят в окно третьего этажа всех, кто не может выйти самостоятельно. Они оставляют нас с теми, кто лежит на земле. Мы ходим по ним, пока не отпускает. Когда нас ничего не держит, мы уходим. После вечерней проверки все ложатся спать. Квартира остается закрытой изнутри. Потому что, кроме человека, который прописан по этому адресу, никого не было и нет. Никого нет вообще. Нет никого больше.

На время траурного митинга военный оркестр (сигналист-барабанщик) прекращает игру (бой).

2020–2022

Павел Пряжко

Шашлыки

Вошли Павел и Сергей, остановились. В руках у Сергея шампуры для шашлыка.

СЕРГЕЙ. Ты понимаешь что ты говоришь вообще реально? Ты понимаешь, какую хуйню ты несешь, Павел? Не может так больше быть, как было, блять. Вот твою Настю возьмут изнасилуют, блять, не дай бог.

ПАВЕЛ. Ты что, блять, не дай бог.

СЕРГЕЙ. Ну вот. Ты что, блять, простишь, забудешь это когда-нибудь?

ПАВЕЛ. Я за Настю свою порву, это первое.

СЕРГЕЙ. Они тоже рвут, Павел.

ПАВЕЛ. Это во-первых. Второе. Как тебе сказать, блять? Как вам объяснить, сука? С твоей сестрой у нас тоже вот, утром сегодня она мне говорит: «А ты вот дичь гонишь, как ты вот можешь так вот говорить, рассуждать?». Пока не посмотрела. Ну ты вот вроде не последний человек в этой индустрии. Киношной, ну, так или нет?

СЕРГЕЙ. Ну, было так, да.

ПАВЕЛ. Было.

СЕРГЕЙ. А сейчас я уже не знаю, что будет, блять.

ПАВЕЛ. Это другой разговор. Блять Серый, вот если будет настроение у тебя, блять, это надо показать, сука, это на пальцах так не объяснишь. Пойдем вот на пять минут, я тебе покажу, пойдем.

СЕРГЕЙ. Павел, я не пойду, я не хочу это все смотреть, у меня есть мнение, блять.

ПАВЕЛ. Да это не то все, вот пойдем, я тебе говорю, пять минут. Ты можешь выделить пять минут щас?

СЕРГЕЙ. Павел. Никакое видео нихуя мне не докажет.

ПАВЕЛ. Вот. Надя тоже так. Вот твои слова точно, точно твоими словами слышу.

СЕРГЕЙ. Ну. Не зря мы брат и сестра, значит.

ПАВЕЛ. Не зря, да. Ладно. Чтобы закрыть тему. Ты смотреть не будешь точно?

СЕРГЕЙ. Нет, Павел, не буду.

ПАВЕЛ. Хорошо. Закроем тему. Не хочешь смотреть — не надо. Бог с ним. Все это делается, Серый. Поверь ты мне. Гримом, монтажом, ты сам знаешь.

СЕРГЕЙ. То есть ты хочешь сказать, изнасилований нету? Детей убитых нету?

ПАВЕЛ. По большому счету, да, по большому счету, да. Если и есть, то единичные случаи. Но ты ж не хочешь смотреть, я правильно тебя понял?

СЕРГЕЙ. Бля, Павел я не представляю, зачем такое делать.

ПАВЕЛ. Вот видишь, я тоже, я тоже не представляю.

СЕРГЕЙ. Бля, Павел я не знаю, что тебе сказать. И ты веришь?

ПАВЕЛ. И ты бы поверил, если б посмотрел. Там такой чувачок, в кино проработал 30 лет. Он все четенько очень, он все показал. Как делается это, все элементарно, на самом деле.

СЕРГЕЙ. Они — это хохлы, ты имеешь в виду?

ПАВЕЛ. И хохлы, и их кураторы так называемые.

СЕРГЕЙ. Американцы. Кураторы американцы.

ПАВЕЛ. Ну американцы, англичане — какая хуй разница? Пошли, посмотришь, сука, ты составишь свое мнение. Серый, блять, я ж тебе говорю, я ж не поведусь на хуйню, блять. Вы ж меня знаете, ну. По каким-то фотографиям, ебаный ты в рот, блять, раздувают.

СЕРГЕЙ. Все, Павел, все, остановись. Только сейчас не может, блять, быть других мнений, понимаешь? Ты вообще, ты как можешь думать только? У меня в голове не укладывается даже. Сейчас, блять. Да невозможно думать по-другому сейчас.

ПАВЕЛ. Ты бы увидел, ты бы сам все посмотрел, но ты ж не хочешь. Я правильно тебя понял?

СЕРГЕЙ. Да, Павел, правильно.

ПАВЕЛ. Так а чего ты тогда? Иди воюй.

СЕРГЕЙ. А… Да пошел ты нахуй! (бросил шампуры) Ебитесь вы все в рот, блять! (Ушел.)

Павел стал собирать разбросанные шампуры. Вошла НАДЕЖДА.

НАДЕЖДА. А где Сергей?

ПАВЕЛ. Не знаю, блять.

НАДЕЖДА. А что такое?

ПАВЕЛ. Таблетки не пил, наверное (протянул шампуры). На, подержи.

НАДЕЖДА (взяла шампуры). А ты куда?

ПАВЕЛ. Ну мангал надо или нет? Или на хую моем жарить будем?

НАДЕЖДА. На хую не надо, а мангал нужен.

ПАВЕЛ. Ну вот, значит, все.

Павел ушел, Надежда пошла за ним. В доме Надежда с кастрюлей и шампурами прошла, остановилась.

НАДЕЖДА. Ты пойдешь на шашлычки, мама? Все мы тебя с Павликом ждем, слышишь?

Вошла Галина — идти тяжело, болят ноги, опирается на палку. Остановилась.

ГАЛИНА. А что, Надя, уже надо идти, да?

НАДЕЖДА. Ну да, как хочешь. Приходи потом, если хочешь.

ГАЛИНА. Конечно, пойду, Надя. Уже если с дивана встала.

НАДЕЖДА. Сергей с Павликом сцепились.

ГАЛИНА. Ты что?

НАДЕЖДА. Мама, ты не знаешь сына своего? Ладно, пошли.

ГАЛИНА. А из-за чего? Ну как это, без Сергея. Сергей придет, Надя?

НАДЕЖДА. Я не знаю.

ГАЛИНА. Ну нет, Надя, надо позвать Сергея. Ребята, ну что вы? Так нельзя!

НАДЕЖДА. Мама, ну а из-за чего сейчас во всех семьях срач? Батька с сыном, вон у Романчучки моей отец не разговаривает с Виталиком ее. Да сколько семей срутся — мужья с женами, бесконечно.

ГАЛИНА. Ой, не дай бог. Дай я обопрусь, Надя.

Галина оперлась на руку Надежды.

ГАЛИНА. Надя, так ты думаешь, это из-за Украины Сергей?

НАДЕЖДА. Я не знаю мама, я уже жалею, что сказала тебе.

ГАЛИНА. Я не вынесу больше.

НАДЕЖДА. Или ты идешь, мне тяжело держать.

Осторожно пошли. Галина ойкает, морщится при первом-втором шаге. Ушли. Павел выносит мангал, поставил, достал из мангала банку пива, поставил на землю, стал разжигать огонь в мангале. Разжег, открыл банку пива, отпил. Вошли Галина, опираясь на палку,