«Любовь» и другие одноактные пьесы - Мартин Гургенович Алоян

Я с а м э н. Кажется, чайник кипит. Я сейчас. (Уходит.)

Э л ь ч и н (подходит к большому портрету). Прости меня, Эмин. Когда ты вырастешь, то поймешь меня. Я старался вытащить из грязи человека, который воспитывает наше будущее. Я иначе не мог… Да, когда я буду смотреть на тебя, душа всегда будет болеть. Но будет и утешение. Я вселил веру в справедливость… Эминчик мой. (Берет плащ, хочет идти.)

На пороге появляется  т е т я  Я с а м э н. Она держит в руках поднос.

Я с а м э н. Куда ты собрался?

Э л ь ч и н. В больницу.

Я с а м э н. В это время тебя туда не пустят.

Э л ь ч и н. Как-нибудь уговорю.

Я с а м э н. Ну выпей хоть стакан чаю.

Звонок в дверь. Э л ь ч и н  уходит и возвращается с А й с е л ь.

А й с е л ь (кладет голову ему на плечо). Я видела сон, что ты приехал домой, а меня дома нет. И ты сидишь один.

Э л ь ч и н (гладит ее волосы). Ты прости меня, милая, что я не смог приехать раньше.

А й с е л ь. Ты знаешь, мы врачу после операции принесли подарок. Я просила Офелию, чтобы она продала мою золотую цепочку, которую ты мне подарил в день свадьбы. Вот она и продала ее. Ты на меня не обижаешься?..

Э л ь ч и н. Нет, милая…

А й с е л ь. А почему ты такой грустный? Тебе удалось помочь своему учителю?

Э л ь ч и н. Не совсем. Но статьи не будет.

А й с е л ь (улыбаясь). Я не сказала главное. Врач не взял ничего. Отругал нас…

Э л ь ч и н. Вот молодец! Это мне подарок.

Оба смеются.

Перевод с азербайджанского автора.

А. Мишарин

НЕ ПРОСТО ФАМИЛИЯ

Пьеса в одном действии

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

СОБОЛЕВ НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

ДИМА — его сын.

Время действия — наши дни.

Слышно, как резко останавливается машина. Через некоторое время хлопает дверь и на сцену входит человек, немолодой, крупный, но поджарый. Это  С о б о л е в.

С о б о л е в. Машину-то вроде я правильно поставил. И сигнальные фонари зажег. Все равно… не наехал бы кто… (Улыбнулся.) О государственном имуществе волнуешься? (Подумал.) Нет! Жалко, если какой мальчонка-лихач врежется… (Ищет по карманам лекарство.) Уж куда только Лида нитроглицерин, сустак, адельфан ни кладет, а вот пожалуйста… Ничего! Когда нужно — ничего! (Глубоко вздохнул.) Какой воздух — таежный! Один вдох — вот тебе и сустак! Еще один — нитро… (Опустив голову.) Может, добраться до телефона в машине, вызвать «скорую»? О, какой шум поднимется! Секретарь обкома умирает! Трагедия вселенская!.. Из области все равно «скорая» три часа будет ехать, а от Мусина два. За это время… (Улыбнулся.) Как говорила мать? «Что бы ни случилось, даже если горит твой дом — сохраняй ровное, хорошее настроение»… Может быть, может быть… Начать вспоминать о чем-нибудь приятном? О молодости, о волейболе, который я так любил? О море? О Лиде молоденькой? О том, как мы познакомились с ней в Гаграх? Когда же это было? В шестьдесят шестом… Нет, шестьдесят седьмом! Точно — в седьмом. Димке ее уже было четыре года. Или три? (Замолчал.) Как тебе не стыдно — «ее Димке». А он что, не твой? Не ближе самого родного, самого сердечного, самого… (Некоторое время сидит молча.) Расчувствовался. К старости это. А какая старость? Только что за полсотни перевалило! И неужели все? Конец? Все моложусь, а давление ни к черту. А в дальних поездках оно в полтора раза поднимается! Нет! Думай о чем-нибудь хорошем! Вот когда из города выезжал, первый раз Дом молодежи в прожекторах увидел. Тщеславен ты, Николай Александрович! Нехорошо! Да, три года ему было… Три года. А сейчас девятнадцать. И вроде бы не маменькиным сынком вырос. Все по приискам, рудникам. По тайге. Бывало, Лида его к седлу приторочит и везет. А что делать — дома никого не было. Лида — один врач на всю округу. Лучше меня на лошади выучилась ездить. Потом Иркутск, Хабаровск, Москва, снова Сибирь… Странное у него качество — не умеет быстро друзей находить. Это и понятно — все переезды… одна школа, другая… Может, я что упустил? Да нет, грех ругать его. Парень-то вроде ничего, с сердцем. Только не всегда понятный. И не избалованный вроде… (Потянулся за ольховой сережкой, достал. Понял, что ему легче.) Какой нитроглицерин! Какие лекарства! Дети — самое лучшее наше лекарство. Самое живое, самое теплое. Мы аж беззащитные перед ними. А они перед нами. Вот только подумал о Димке — и на тебе!.. Цветочек ему захотелось, дураку старому…

Из-за кустов появляется  Д и м а. Он одет по-спортивному, но небрежно.

Д и м а (улыбаясь). Ты что орешь, отец? Чего тебе захотелось? Не понял?

С о б о л е в (радостно обнимает сына). Всего мира!

Д и м а (недоуменно). А я голосую на дороге. Как назло, никого нет. И вдруг смотрю — твоя машина. И пустая. Я уж испугался — не случилось ли чего?

С о б о л е в. А что со мной может случиться? (Бодро.) Вот решил ольховника набрать. От него в кабине дух хороший. Запах бензина отбивает.

Д и м а. А ты вообще куда? Может, подвезешь меня?

С о б о л е в. Теперь моя очередь спрашивать! А куда тебя подвезти?

Д и м а (смутился). Как — куда? Домой…

С о б о л е в. Но весь ваш курс работает в колхозе. Где ты должен быть — дома или там?

Д и м а. Я был там почти месяц.

С о б о л е в. Где — там?

Д и м а. На работе!

С о б о л е в (недовольно). А я, признаюсь тебе, на работе уже тридцать второй год.

Д и м а. Но ведь и у тебя бывает отпуск.

С о б о л е в. Ты помнишь, когда был мой последний отпуск?

Д и м а. Нет.

С о б о л е в (неожиданно). И очень плохо. Это означает, что не умею правильно распределить свою работу.

Д и м а. Но ведь есть закон о труде.

С о б о л е в. Закон — это замечательно. А закон о труде — это вообще великолепно. Но еще лучше…

Д и м а. Что — лучше?

С о б о л е в. Чтобы ты когда-нибудь смог понять, что никакого закона трудиться для человека быть не должно! Это его единственное человеческое существование — труд. Труд мысли, труд чувства, труд рук, труд жизни… Заставлять трудиться нельзя. Это все равно как издавать закон о том, что мужчина обязан защищать женщину. Если он мужчина, если он рыцарь — он защитит, ни минуты не задумываясь об этом. Так же, как мать, не задумываясь, отдаст тебе последний кусок хлеба. Даже если он будет действительно последний.

Д и м а. Папа…

С о б о л е в. Ты понимаешь, что я даже не могу ударить тебя. Потому что ты не мой родной сын.

Д и м а. Выходит, это мое преимущество?

С о б о л е в. Я не хочу отвечать на такие вопросы.

Д и м а. Или мое преимущество, что моя фамилия Соболев?

С о б о л е в (взял себя в руки). Ты должен быть в колхозе еще шестнадцать дней.

Д и м а. О, ты помнишь!