«Любовь» и другие одноактные пьесы - Мартин Гургенович Алоян

Д и м а. Да, спросил. В том, что я неродной сын? Или в том, что я ношу одну из самых славных фамилий в области?

С о б о л е в. Я не понимаю твоей злости. Раздражения…

Д и м а. А ты думаешь, легко топать почти восемь километров, когда близкий твой родственник… так, скажем… проехав по роскошному шоссе на лучшей отечественной машине, изволит отдыхать под кустом орешника.

С о б о л е в (поправляет). Ольховника.

Д и м а. Это не важно.

С о б о л е в (чуть печально). Важно, Димочка, важно… Если не знать, как называются даже деревья, травы на твоей земле, то как ты можешь называть ее своей?

Д и м а. Откуда такая лирика? (Встревоженно.) Ты что, плохо себя чувствуешь?

С о б о л е в (продолжая). Это все равно что жить в доме, в семье и не знать, как зовут твою мать, тетку, бабушку. Меня, например.

Д и м а (еще не успокоившись). О, тебя я знаю, как звать. Так же как и вся область.

С о б о л е в. Я не понимаю, почему у тебя такая развеселая физиономия?

Д и м а. А потому что я изучил тебя. Сейчас тебе плохо. И поэтому ты выполз из машины и плюхнулся сюда под куст.

С о б о л е в (обиженно). Я не плюхнулся!

Д и м а. Снимай кольцо. Шерстяная нитка и карандаш у меня есть. Твое счастье, что твой сын врач.

С о б о л е в. Будущий.

Д и м а (настойчиво). Что твой сын будущий врач.

С о б о л е в. Значит, все-таки сын?

Д и м а. Я просто хотел тебя порадовать таким признанием.

С о б о л е в (огорченно). Не паясничай. Ты пойми, что, если ты мой сын, ты должен был последним уехать из колхоза.

Д и м а. Последним. И никак иначе?

С о б о л е в. И никак иначе!

Д и м а. Упорные вы ребята.

С о б о л е в. Какие ребята?

Д и м а. Ты, мама, дядя Сеня Мусин, Трескинский.

С о б о л е в. В твоих устах это звучит как «чокнутые»?

Д и м а. Ну, может, не совсем так…

С о б о л е в. А я ведь еще в силах добраться до радиотелефона и дозвониться в колхоз. Что ты там натворил?

Д и м а. Да ничего особенного. Просто ушел.

С о б о л е в. Хулиганство? ЧП?

Д и м а (озорно). Обижаешь, начальник.

С о б о л е в. Да отвяжись ты от моей руки.

Дима меряет давление при помощи кольца, шерстяной нитки и карандаша.

Шаман какой-то… И этому вас учат в медицинском институте?

Д и м а. Этому учит нас самая высшая школа — жизнь. Народная медицина. (Серьезно.) Я вызываю «скорую помощь».

С о б о л е в (нерешительно). Обязательно?

Д и м а. В данном случае командую я, товарищ секретарь обкома. Ваше давление угрожающе…

С о б о л е в (решаясь). Тогда звони в Степановку. Мусину.

Д и м а. Там нет кардиологического центра.

С о б о л е в. Там есть Мусин, который сделает для меня больше, чем любой кардиологический центр.

Д и м а. Положительные эмоции, конечно, хороши… (Сомневаясь.) Но, насколько я понимаю, вы, фатер, ехали к нему…

С о б о л е в. Я ехал к нему на пельмени.

Д и м а. Такая еда сейчас для вас убийственна.

С о б о л е в. Скажем по-другому. Я ехал к нему на серебряную свадьбу.

Д и м а (простодушно). Как — серебряная? С Верой? Да она же совсем девчонка… Я всегда считал ее почти своей ровесницей.

С о б о л е в. Это она позволяла тебе считать себя твоей ровесницей.

Д и м а. Скажи правду, зачем ты к нему ехал?

С о б о л е в. Значит, не мог вызвать его к себе.

Д и м а. Он нелегкий человек.

С о б о л е в. Этот нелегкий человек двадцать пять лет мой ближайший друг.

Д и м а. Но ехать всю ночь… без шофера? Нет, здесь что-то нечисто…

С о б о л е в. Хорошо. Я мог бы вызвать Мусина. Но мне нужно было застать еще одного человека.

Д и м а. Трескинского? Главного инженера строительства?

С о б о л е в. Да. Он сегодня собирался лететь в Москву, в министерство… И я не уверен, что мы смогли бы снова заполучить его в наш обожаемый Степановский район…

Д и м а. Которым руководит наш обожаемый друг дядя Сеня Мусин.

С о б о л е в (рявкнул). Прекрати!

Д и м а (покорно). Прекращаю. Ибо в разговоре с больным у врача не должно быть нервов.

Соболев молчит.

Отец, ты что, не хочешь со мной разговаривать?

С о б о л е в. Мы сейчас сядем в машину и ты повезешь меня в Степановку, на аэродром.

Д и м а (заинтересованно). А в Степановке есть свой аэродром?

С о б о л е в. Пустомеля, лентяй, фантазер. Ты даже не удосужился узнать, посмотреть, что такое Степановка. И какой она будет. Ты даже не удосужился познакомиться с главным инженером Трескинским.

Д и м а. А кто я для него? Студент-медик с двумя хвостами. Или все-таки я тоже Соболев?

С о б о л е в. Ты сядешь за руль?

Д и м а. Конечно, нет.

С о б о л е в. Почему?

Д и м а. У меня нет прав.

С о б о л е в. Гонять на материнской машине после экзаменов у тебя права были.

Д и м а. Я оставил их в городе.

С о б о л е в. Хорошо, я отвечу перед ГАИ.

Д и м а. Это злостное использование служебного положения.

С о б о л е в. Нет, ты все-таки сядешь за руль и отвезешь меня в колхоз. За восемь километров никакого ГАИ нам не встретится. А там мне дадут другого шофера, поопытнее.

Д и м а (серьезно). А если я не хочу?

С о б о л е в. Даже если ты не хочешь!

Д и м а. Может, я и не прав, но ты не молчи. У тебя какое-то свинцовое, глухое молчание. Как будто меня вообще нет и не было на земле.

С о б о л е в. Лечи нервы.

Пауза.

А может, у тебя в колхозе что-то сердечное закрутилось? Ты извини. Можешь не отвечать.

Д и м а. Ну вот ты меня уже и оправдываешь.

С о б о л е в (улыбнулся). «Вырастешь, Саша, — узнаешь, все расскажу тебе сам…» (Неожиданно.) Сигареты есть?

Д и м а (не сразу). Я же… не курю.

С о б о л е в. Знаю — не куришь! Балуешься. Это еще хуже.

Д и м а. Я бы не советовал…

С о б о л е в (в сердцах). Перестань мне советовать. (Встает.) Едем. Я должен увидеть Мусина и задержать Трескинского.

Д и м а (не сразу). Пап… А ты знаешь, власть, оказывается, очень забавная штука. Ну прямо не поверишь: «Боренька, Боренька… я ножку подвернула». А сама прямо на шею ему…

С о б о л е в (приводит себя в порядок, собирается с силами, чтобы идти). Ну?

Д и м а. Ну, он ее, конечно, домой отпустил. Власть…

С о б о л е в. Вот оно что! Теперь я понял, зачем ты вышагивал столько километров…

Д и м а. Только не подумай, что пришел жаловаться.

С о б о л е в. А все равно это получается так. Тебе не нравится, что тобой командует этот «Боренька». Идет на поводу личных симпатий и отпускает из колхоза разных симпатичных девушек.

Д и м а. Ну, не это самое главное.

С о б о л е в. Но самое обидное. И у тебя опустились руки! Ты человек неравнодушный, и тебе хочется, чтобы все было разумно, ясно и справедливо. А если так не получается? А как бороться — ты не знаешь! Идешь по шоссе и натыкаешься на мою машину.

Д и м а (пытается перевести разговор на шутку). Но это же все-таки обкомовская машина. А она всегда придет на помощь в борьбе за справедливость!

С о б о л е в. В этом я не вижу шутки.