Театр одного поэта. Пьесы, поэмы - Даниэль Мусеевич Клугер

безусловно, станете вы, Пименталь. Отдаю вам свой голос!» Настоящее имя этого несостоявшегося «короля картежников» было не Мануэль, а Исаак. Исаак бен-Жакар. Еврей, уроженец Лиссабона, он оставил родину, бывшую тогда частью Испанского королевства, не по своей воле.

После смерти Генриха ничто не удерживало Мануэля-Исаака в столице Франции. Он счел за благо покинуть Париж и отправиться в Амстердам, налегке — с одной лишь колодой карт в кармане...

Карты. Тузы, короли...

Первоначально карточные короли изображали реально живших исторических деятелей: пиковый — царя Давида, трефовый —Александра Македонского, бубновый — Юлия Цезаря и червовый — Карла Великого (Шарлеманя).

БАЛЛАДА О ЧЕТЫРЕХ КОРОЛЯХ

Хозяйка, ставь на стол четыре кварты.

На счастье прикоснусь к твоей руке.

Картежник Пименталь раскинет карты

В трактире, от Парижа вдалеке...

За окнами паршивая погода,

И стынет не согретая земля,

А у врагов — крапленая колода,

Но есть друзья — четыре короля.

Пиковый король — псалмопевец Давид,

Трефовый — суров Македонец на вид,

Бубновый — у Цезаря мощная длань,

Червовый король — Шарлемань.

Совсем недавно тучи стали ниже,

Совсем недавно всё пошло не так,

И Генриха Наваррского в Париже

Зарезал сумасшедший Равальяк.

Жизнь Пименталя развернулась круто,

И ни синицы нет, ни журавля.

Помогут ли в последнюю минуту

Ему друзья — четыре короля?

Пиковую арфу настроит Давид,

Трефовым копьем Александр пригрозит,

Бубновый штандарт держит Цезаря длань,

Червовый огонь — Шарлемань.

Пускай отныне недруги судачат,

Пускай враги твердят наперебой,

Что отвернулась от него удача,

Что был обманут Пименталь судьбой.

Прощай, Париж! Твои бордели, храмы

Оставит он, чтоб всё начать с нуля.

У Пименталя есть тузы и дамы,

Но главное — четыре короля!

Пиковую чашу поднимет Давид,

Трефовый лекиф Македонцу налит,

Бубновый ритон держит Цезаря длань,

Червовый бокал — Шарлемань. 

В Амстердаме Мануэль де Пименталь, подобно другим эмигрантам-беженцам, вел вполне беспечную жизнь и даже преуспевал. Между тем, на его родине творились страшные дела.

КУКОЛЬНАЯ КОМЕДИЯ

Воскресным утром был сожжен

Какой-то иудей.

Под пыткою сознался он

В греховности своей.

На казнь глядели сотни глаз

Сеньоров и сеньор.

И слышал он в свой смертный час

Толпы нестройный ор.

То ль крик, то ль карканье ворон —

И корчился злодей.

Вокруг лишь кукол видел он,

Похожих на людей.

А тем же вечером, когда

И в ложи, и в партер

Пришли все те же господа,

Любители премьер —

Веселый смех не умолкал

И был не показным,

И зал охотно подпевал

Куплетам озорным.

На сцене — кукольная боль,

А в зале все сильней

Рукоплесканья кукол, столь

Похожих на людей.

Кричали в зале: «Автор! Бис!

Сюда! Качать его!..»

Но автора не дождались,

Не ведая того,

Что у него — иной удел

И что встречались с ним.

Что утром это он смотрел

На них сквозь едкий дым.

Сквозь обступавший душу мрак,

В час гибели своей

Он видел только кукол, так

Похожих на людей... 

Так был казнен Антониу Жозе да Сильва, по прозвищу «Жудеу» («Еврей» ), — португальский драматург, крещеный еврей, автор многочисленных комических опер для театра марионеток, которого иногда называли португальским Плавтом. В день его казни в лиссабонском театре марионеток Байрро-Альто шла одна из комедий да Сильва, и ей рукоплескали те же зрители, которые утром с жадным интересом наблюдали за казнью.

Куклы, куклы...

Одни куклы, плясали на театральных подмостках, другие же...

А что другие? Какие — другие?

Другие куклы, заполняли другие подмостки.

То, что Пименталь бежал из Испании, не избавляло его от преследований инквизиции. И даже от участия в аутодафе (так называлась процедура вынесения и приведения в исполнение приговора инквизиционного суда)! Для бежавших или умерших еретиков существовала процедура «суда в изображении» — осужденного изображала большая, в человеческий рост, соломенная кукла. Так же, как живого преступника, куклу наряжали в специальное позорное одеяние, которое называлось «санбенито». В случае не побега, а смерти, к этой кукле привязывали ящик с останками умершего. Далее суд проходил также торжественно, как над живыми и присутствующими преступниками — на специально построенном помосте.

АУТОДАФЕ СОЛОМЕННЫХ КУКОЛ

Спят купцы и мореходы ранним утром в Амстердаме,

Но грохочут барабаны тем же утром в Лиссабоне.

Там, на сцене, на помосте — дань трагедии и драме,

Там врагам напоминают о божественном законе.

И торжественно шагают инквизиторы, солдаты,

Следом, в желтых санбенито — осужденные злодеи.

Не спасут злодеев деньги — мараведи и дукаты,

Не избегнут наказанья колдуны и чародеи.

Над столбами, над помостом, словно парус — черный купол.

Барабаны умолкают — лишь молитвы да рыданья.

Следом за еретиками на шестах проносят кукол

Из холста, соломы, красок — тем злодеям в назиданье,

Что побегом или смертью избежать суда хотели.

Имена и преступленья намалеваны на платье.

Их поймать святые судьи не смогли иль не успели,

Вместо них костер подарит куклам смертное объятье. 

«... Доктор Антонио де Вергара, он же Моисей де Вергара, португалец, по роду занятий врач, иудействующий, отсутствующий беглец, предстал на аутодафе в соломенном изображении, с отличительными знаками осужденного, был выдан светскому правосудию.

Друг четырех королей

Диего Гомес де Саласар, он же Абрам де Саласар, португалец, породу занятий купец, иудействующий, отсутствующий беглец, умерший во Франции, предстал на аутодафе в соломенном изображении, с отличительными знаками осужденного, был выдан светскому