Театр одного поэта. Пьесы, поэмы - Даниэль Мусеевич Клугер

ерунда?

Прозрачные глаза,

Соленая вода,

Шарманка и гобой,

Вчерашнее кино…

Прощаемся с тобой —

Стучит веретено.

Ну, что ж, прощай, дружок.

(Походка так легка).

Усмешка и зевок,

Холодная рука.

Разрушенный карниз,

Разбитое окно…

«Насмешка и каприз», —

Стучит веретено.

Давно погашен свет.

(Шарманка за окном).

Просроченный билет.

Состарившийся дом.

Так что же ты молчишь,

Ведь, право, все равно

Забыто все, и лишь

Стучит веретено. 

МЕСТЬ ПРЕКРАСНОЙ ДАМЫ

В испанском городе Севилье, в самом сердце старого еврейского квартала, ныне носящего имя Санта-Крус, есть небольшая, на два дома, улочка с пугающим названием Калья де ла Муэрта — Улица Смерти. Причиной этого названия некогда стало жутковатое украшение одного из двух домов. Здесь, прямо над входной дверью, помещено керамическое изображение черепа. Под черепом написано: «Сусанна». Рядом — мемориальная доска с надписью, которая гласит: «На этом месте была помещена голова хозяйки этого дома Сусанны, де Шошан, прозванной Прекрасной Дамой — в связи с ее посмертной волей, в память о том, что она обрекла на мучительную смерть своего горячо любимого отца Диего».

БАЛЛАДА О СВЕЧАХ

Кострами так напугана Севилья!

Великий инквизитор Торквемада

Над городом свои расправил крылья,

Ему костры — утеха и услада.

И многие в последний раз денницу

Увидели под смертный барабан.

И среди прочих брошен был в темницу

Несчастный дон Диего де Шошан.

И дочь его, красавица Сусанна,

В накидке черной, укрывавшей плечи,

Явилась в трибунал, и как ни странно,

Сам Торквемада вышел ей навстречу.

И преклонив колени пред монахом,

В наряде скорбном, траурном чепце,

С безумною надеждою и страхом,

Она спросила о своем отце.

«Его греховность вижу я бездонной.

Бывает на причастии — и что там?

Глумится над распятьем и Мадонной

И зажигает свечи по субботам!..»

Сусанна не поверила навету:

«От юности до нынешних седин

Он верен был церковному обету,

Он оклеветан, он — христианин!

Его позор и пытка ожидают,

А клеветник прикроется личиной!

А после казни — это каждый знает —

Доносчика одарят десятиной!

О господин мой, в этом нет сомненья,

В его вину поверит лишь слепец!

Не милости прошу, и не прощенья,

А справедливости, святой отец!»

«О, дочь моя, однако ты упряма! —

сказал монах, заслышав эти речи. —

Отец твой грезит возрожденьем Храма

И по субботам зажигает свечи!

Ответь сама: ужели не причина?

Утешься же и слез пустых не лей.

Ты, может быть, наивна иль невинна,

Но дон Диего — тайный иудей.

Его не пожалеют и святые,

Его двуличье душу разъедает.

Он тайно ждет еврейского Мессию,

И по субботам свечи зажигает...

А ты живи без скорби и боязни.

Никто тебе не смеет угрожать.

Но по закону ты должна при казни

Со мною рядом у костра стоять...»

... Невеселы воскресные парады.

Тревожным утром в солнечной Севилье

Стояла одесную Торквемады

Сусанна в черной кружевной мантилье.

Произнесла легко слова пустые,

И улыбнулась раннему лучу.

Но накануне, может быть, впервые

Она зажгла субботнюю свечу... 

Всё, о чем инквизитор Томмазо Торквемада говорил Сусанне, с точки зрения инквизиции, означало только одно: Диего де Шошан — иудей, крестившийся в католическую веру — тайно продолжал оставаться иудеем. С точки зрения инквизиции, такое поведение означало чудовищную ересь и подлежало суровому наказанию. А тот, кто выдал такого еретика Святому Трибуналу, в награду, действительно, получал десятину — десятую часть имущества обвиняемого.

Но почему Сусанна сочла себя виновной в мучительно смерти «горячо любимого отца Диего» ?

НОЧНАЯ СЕРЕНАДА

Ночью шорохи и вздохи тихо вторят серенадам.

В опустевшем темном доме, в доме рода де Шошана

Анфиладой пышных залов смерть и страсть проходят рядом.

С женихом своим Родриго тайно встретилась Сусанна.

Скоро тени побежали от бойницы к изголовью,

Скоро тени побежали от портала до портала.

И устав от поцелуев, опьяненная любовью,

На возлюбленного глядя, вдруг Сусанна прошептала:

«Мой отец погиб в мученьях, на костре, не в поле бранном.

Дон Диего был богатым, да богатство отобрали.

Но в темнице, перед казнью, он поведал о приданном —

Мараведи и дукаты он оставил здесь, в подвале.

Он приданое оставил, и хочу сказать тебе я:

Лишь о золоте узнает инквизиторская свора,

Ни дуката не получит дочь сожженного еврея,

Но богатства не отнимут у кастильского сеньора!

Он был против нашей свадьбы, но в темнице согласился,

Дал свое благословенье сквозь тюремную ограду.

Но просил он перед смертью, чтобы ты на мне женился

По закону Моисея, по еврейскому обряду».

Он услышал эти речи и невольно содрогнулся:

«Я готов к венцу, но все же — что за странная идея?

Что за дикость, дорогая? Не иначе, он свихнулся!

Мне — венчаться у раввина? Превратиться в иудея?! »

И нахмурилась Сусанна и заметила бесстрастно:

«Кроме нас и рабби Симхи знать о том никто не будет.

Успокойся, мой любимый, ты пугаешься напрасно.

Он послушен выше меры — все, что следует, забудет».

И сказал жених беспечно: «Ты права, чего бояться?

Нарушать отца веленье не желая и не смея

Дорогая, я согласен хоть