ГАЙДЗИН: Траектория срыва - Влад Эверест

— Она ехала! — закричал я, пытаясь перекричать скрежет металла. — Я сделал её! Я почти выиграл у Акиры! Ты понимаешь? Я собрал её из мусора, и она ехала быстрее их «Хонд»!

— Ты почти убился! — рявкнул Кеничи. Впервые за всё время он повысил голос, и в этом крике было столько стали, что я невольно отшатнулся. — Ты не слышишь меня, Артем. Ты не хочешь слышать. Ты наркоман. Тебе плевать на жизнь, плевать на обещание, данное отцу. Ты преступник. И ты останешься преступником, пока смерть не остановит тебя окончательно.

— Я гонщик!

— Ты убийца, которому просто повезло не сесть в тюрьму! — Кеничи ткнул в мою грудь наконечником трости, больно, жестко. — Я дал тебе крышу. Я дал тебе работу. Я дал тебе шанс стать человеком. А ты воруешь мои запчасти, жжешь мой бензин и гоняешь по ночам на машине-смертнице, рискуя подставить меня и мой бизнес.

Сзади раздался финальный, тошнотворный хруст. Я медленно обернулся. От RX-7 остался плотный, компактный кубик прессованного металла. Из него сочилось черное масло, капая на пыльную землю, словно кровь. Всё было кончено. Пустота. Звенящая, холодная пустота заполнила меня изнутри, вытесняя гнев.

— Убирайся, — сказал Кеничи, отворачиваясь. — Я звоню твоему отцу. Скажу, что я не справился. Пусть забирает тебя, пусть сажает в колонию, мне плевать. Чтобы через пять минут тебя здесь не было.

Я стоял и смотрел на его спину. На этого сгорбленного человека, который мог стать моим наставником, но стал палачом. Рука сама потянулась в карман джинсов. Пальцы нащупали пачку мятых купюр — пятьдесят тысяч йен, мой выигрыш, моя гордость.

— На, — я выхватил деньги и с силой швырнул их ему в спину. Купюры разлетелись по двору, подхваченные ветром. — Это за твой металлолом! За твои гайки, за твой бензин! Подавись ими!

Я развернулся и побежал в ангар. Влетел в свою конуру, схватил спортивную сумку и начал лихорадочно запихивать туда вещи: джинсы, футболки, паспорт. Куда идти? У меня нет денег — я только что в приступе гордыни выкинул всё, что у меня было. Нет жилья. Нет билета домой. Я в чужой стране, где каждый второй смотрит на меня как на врага.

Выбежав обратно во двор, я увидел, что Кеничи уже направляется к своему офису, на ходу доставая телефон. Видимо, звонить отцу. Мой взгляд заметался по двору и зацепился за навес. Там, в тени, стояла Toyota AE86. Хачироку. Та самая машина, которую мы привезли от Мику. Я закончил возиться с ней вчера вечером, перед тем как уехать на гонку. Она была полностью готова. И, что самое главное, ключи всё еще торчали в замке зажигания — я сам их туда повесил, проверяя электрику.

Я не думал. Это был рефлекс загнанного зверя, который видит открытую дверь клетки. Ноги сами понесли меня к машине. Я распахнул водительскую дверь и прыгнул за руль, швырнув сумку на пассажирское сиденье. Кеничи услышал хлопок двери. Он обернулся, застыв с телефоном у уха.

— Стой! — крикнул он, мгновенно поняв, что я задумал. — Не смей! Я вызову полицию!

Я повернул ключ. Двигатель 4A-GE отозвался мгновенно, радостно взревев на высоких оборотах. Легендарный мотор проснулся. Кеничи, забыв про больную ногу, заковылял ко мне, размахивая тростью. Танака тоже выскочил из кабины крана, что-то крича.

Я включил первую передачу.

— Прости, дядя. Но пешком я не пойду, — прошептал я сквозь зубы.

Газ в пол. Бросок сцепления. Легкая заднеприводная Хачироку сорвалась с места с визгом покрышек, подняв облако пыли. Я объехал бегущего Кеничи, едва не задев его зеркалом, вылетел в открытые ворота и резко вывернул руль в сторону шоссе. В зеркале заднего вида я успел заметить, как дядя что-то яростно кричит мне вслед. Теперь я был не просто изгоем. Я был угонщиком. Но под капотом пел настоящий, живой мотор, а впереди расстилалась лента асфальта. И в этот момент это было единственное, что имело значение.

Я гнал по шоссе минут двадцать, не разбирая дороги. Адреналин бурлил в крови, заглушая здравый смысл, но постепенно он начал отступать, уступая место липкой, холодной панике. Что я наделал? Я угнал машину. В Японии. У меня нет прав, я иностранец. Меня ищет полиция — Кеничи наверняка уже позвонил. Отец меня убьет, если узнает. Дядя меня проклял. Бензина — полбака. Денег — ноль. Я полный идиот.

Свернув на обочину какой-то проселочной дороги, я заглушил мотор и со всей силы ударил кулаком по рулю. Боль немного протрезвила.

— Блять! — выдохнул я, откидываясь на сиденье.

В машине пахло старой тканью и пылью, но этот запах был приятным, ностальгическим. На ключах, покачиваясь, висел брелок — маленький металлический поршень на цепочке. Тот самый, что дала мне Мику.

Мику… Это была единственная ниточка, связывающая меня с реальностью. Я знал, где она живет. Я был там с Танакой, когда мы забирали машину. Но заявиться к ней на угнанной у неё же машине? Сказать: «Привет, я сбежал, украл твою старую тачку и теперь я в розыске»? Это безумие. Но возвращаться на разборку — самоубийство. Ехать в город — верный путь в полицейский участок. Гараж Мику находился в тихом пригороде, в старом доме. Там можно спрятаться. Если, конечно, она не вызовет копов сразу, как только увидит меня.

Выбора не было. Я завел мотор. Руки предательски дрожали, но я развернул машину. Надежда умирает последней. А моя надежда сейчас жила в старом доме с гаражом, увитым плющом.

Дом Мику встретил меня тишиной и запахом цветущей глицинии, который казался неуместным для человека в моем положении. Я заглушил двигатель за квартал, чтобы не нарушать эту идиллию ревом мотора, и последние метры машина катилась по инерции, шурша шинами по гравию. Когда я вышел из машины, ноги подкашивались от нервного истощения. Я постучал в калитку, чувствуя себя бродячей собакой, которая пришла проситься на ночлег в единственный дом, где её еще не пинали.

Мику открыла не сразу. Когда она появилась на пороге, в простой домашней одежде и с книгой в руках, её лицо выражало спокойное любопытство, которое мгновенно сменилось шоком. Она увидела меня — грязного, пропитанного машинным маслом и потом, с безумным взглядом беглеца. Затем её глаза скользнули за мое плечо и расширились, узнав белую AE86, припаркованную у забора.

— Артем-сан? — прошептала она, делая невольный шаг назад. — Это… машина отца? Почему она