Кляпа 3 - Алексей Небоходов

доживу до вечера, – тихо призналась она. – То полиция, то гадалки, то нападение санаторной администрации… – Она вздохнула, вспоминая собственные метания с мокрой зубной щёткой и расписанием массажей наперевес. – И всё время казалось, что сейчас проснусь… а потом поняла: не проснусь. Потому что я и есть кошмар. Во плоти. С тапочками.

Павел повернулся к ней чуть ближе, так, чтобы видеть её лицо. Его глаза были внимательными, мягкими, полными той редкой открытости, которую обычно прячут за дурацкими шутками и усталыми вздохами.

– Я тебя нашёл, – медленно сказал он. – Не потому, что хотел выяснить, в каком санатории самая вкусная перловка… – Он усмехнулся своей же шутке, но голос дрогнул, стал более серьёзным. – Я тебя искал, потому что… потому что не мог больше без тебя.

Валентина застыла. Где—то в глубине её души что—то мягко оборвалось, словно порвалась старая нитка, на которой годами держались все её страхи и комплексы.

Павел опустил взгляд, чуть покраснел, как мальчишка, пойманный на краже яблок, и неуверенно продолжил:

– Я, наверное, выгляжу сейчас полным идиотом. Прости. Но я не мог сидеть и ждать. Я звонил всем, кто хоть что—то мог знать. Я ехал сюда, не зная, где тебя искать. Я просто… ехал.

Он замолчал, растерянно теребя край одеяла. Валя, едва дыша, смотрела на его пальцы – сильные, тёплые, живые. И вдруг почувствовала, как эти самые пальцы осторожно, с затаённой робостью коснулись её руки.

Поглаживание было лёгким, почти невесомым, будто Павел боялся напугать её одним прикосновением. Он проводил подушечками пальцев по её костяшкам, словно изучал каждый изгиб, запоминал каждую линию, боясь упустить этот миг.

– Я не хочу тебя терять, – прошептал он, не поднимая глаз.

Тишина между ними стала настолько плотной, что её можно было бы нарезать ломтями и подавать в качестве десерта в лучших ресторанах абсурда.

Валя с трудом сглотнула комок, застрявший в горле, и, не зная, что сказать, просто сжала его руку в ответ. Медленно, нерешительно, будто боялась, что малейшее движение разрушит эту хрупкую реальность.

Её сердце билось в груди быстро, неровно, словно испуганная птица. Тело казалось одновременно чужим и своим: каждая клеточка жила в этом моменте, впитывая его, как высохшая земля пьёт первый дождь.

Павел наконец поднял взгляд, и Валя утонула в этих глазах – тёплых, чуть уставших, полных такой боли, нежности и надежды, что в груди у неё что—то болезненно сжалось.

Он медленно наклонился к ней, давая ей время отступить, отвернуться, засмеяться, сделать вид, что это всё шутка. Но Валентина не сделала ничего из этого. Она только чуть сильнее сжала его руку, словно шёпотом говоря: "Я здесь. Я не убегу".

И в этот момент между ними возникло что—то такое, что невозможно было описать словами – что—то трепетное, настоящее, бесконечно важное. Что—то, ради чего стоило пройти через весь этот хаос, через беготню по коридорам, через шкафы, гадалок, полицию и собственные страхи.

Они сидели рядом, едва касаясь друг друга, молча, но в этой тишине звучало больше слов, чем способны уместить самые красивые книги на свете.

Павел слегка наклонился вперёд, губами едва—едва коснувшись её виска, и в этом прикосновении было столько нежности, столько осторожного счастья, что Валентина, не сдержавшись, закрыла глаза, позволив себе впервые за долгое время просто быть.

Павел тихо задержал дыхание, словно боялся испугать хрупкий, дрожащий момент между ними, и чуть наклонился вперёд, держа руку Валентины в своей, легко, без принуждения, с такой бережной осторожностью, будто в его ладонях оказался редкий цветок, способный увянуть от одного неосторожного взгляда.

– Валя… – его голос был тёплым, немного хриплым от волнения. – Скажи мне, пожалуйста… что с тобой случилось? Почему ты… здесь, одна, напуганная? Я хочу понять. Правда хочу.

Валентина заморгала, чувствуя, как горячие слёзы подступают к глазам ещё до того, как она успела осознать собственную реакцию. В груди всё сжалось в тугой клубок боли, страха и вины, которые она слишком долго держала внутри, как испуганную птицу в кулаке. Её дыхание стало прерывистым, и первое, что она сделала – попыталась отвернуться, спрятаться, найти спасение в привычной броне сарказма или молчания. Но, встретившись взглядом с Павлом, поняла, что прятаться больше нельзя.

Там, в его глазах, не было ни насмешки, ни осуждения, ни недоверия. Только бесконечное терпение, нежность и та редкая, непостижимая вера в неё – ту самую, которую Валя давно перестала искать в этом мире.

Она судорожно вдохнула и, запинаясь, как ребёнок, который учится говорить, пробормотала:

– Это… это звучит безумно… – Валентина нервно усмехнулась, всхлипывая, – Ты, наверное, решишь, что я окончательно съехала с катушек.

Павел чуть сильнее сжал её руку, не говоря ни слова, но этим простым движением как будто сказал ей: «Я здесь. Говори всё, что хочешь. Я выдержу».

Валя сглотнула, смахнула ладонью набежавшие слёзы и начала рассказывать, срываясь то на полушёпот, то на нервный смешок, от которого внутри всё болезненно вздрагивало.

– У меня… в голове… живёт кто—то, – выпалила она, и сама испугалась, как это прозвучало. – Женщина… ну, вроде бы женщина. Или что—то, что притворяется женщиной. Она говорит, что она инопланетянка… с какой—то чёртовой планеты, где тела арендуют для размножения… – Валя судорожно засмеялась, но смех этот был натянутый, истеричный, как тонкая плёнка на краю ножа.

Павел молча слушал, не моргая, не перебивая, словно ловил каждое слово, чтобы ничего не потерять.

– Она… она захватила часть моего тела… иногда я её чувствую… как будто кто—то живёт внутри… отдельно от меня, – Валентина прижала ладонь к груди, пытаясь показать, как это ощущается, как безумно и страшно это кажется изнутри. – Она управляет мной… иногда… я сопротивляюсь, но это… это как будто ты в лифте без кнопок. И он едет сам, куда хочет. А потом… – её голос дрогнул, – потом были мужчины.

Она судорожно вдохнула, будто ныряя в ледяную воду.

– Сначала курьер… потом бывший одноклассник… ещё один, случайный в кафе… и мой начальник… каждый раз это было как вспышка… как короткое замыкание. Я чувствовала, что это не я. Я пыталась сопротивляться, честно пыталась. Но она… Кляпа… она знала, как обойти мою волю. Как нажать те кнопки, которых я даже не подозревала у себя внутри.

Она замолчала, судорожно вытирая лицо рукавом.

Павел слушал молча, не отстраняясь, не прерывая её ни единым словом. Его рука только крепче обнимала её плечи, будто он хотел закрыть её собой от воспоминаний, от вины, от мира.

Валя всхлипнула, теряя последние остатки самообладания:

– Я не хотела этого…