Каліфорнійська душа ісеканулася в Україні - Христина Холод

познакомиться, словно мы встретились на какой-то, блядь, вечеринке, а не после того, как мы спалили ее дом, а эта зеленая богиня-психопатка только что поджаривала ее гениталии!

Я посмотрела на ее жалкую, измученную улыбку, на ее глаза, в которых еще тлела искра какой-то наивной надежды, и мне стало физически плохо. Не от мяса. Не от запаха.

Я посмотрела на эту Троянду. Авантюристку, блядь.

И я поняла, что спасши ее от быстрой смерти от меча, я сделала что-то гораздо, гораздо хуже.

Я обрекла ее на ад.

Тишина в землянке стала такой густой, что ее можно было резать ножом. Мавка продолжала молча жевать, глядя на Троянду, как на удивительную насекомое, что вдруг заговорило человеческим языком. Я просто сидела, уставившись в свой недогрызенный кусок мяса, и не знала, куда, блядь, деть свои глаза.

И тут Троянда продолжила.

Ее голос был тихим, надломленным, но она говорила. Она словно рассказывала какую-то буденную историю своей новой подружке.

– Клитор болит… – сказала она просто, без жалобы, словно констатируя факт, как "сегодня облачно" или "вода мокрая". – И… да. И все мои друзья вчера умерли.

Она сказала это, и снова попыталась улыбнуться. Эта улыбка была самой ужасной вещью, которую я видела. Хуже огнеметов, хуже черепов, хуже расправы Мавки. Это была улыбка человека, который только что прошел сквозь ад и сейчас пытается сделать вид, что все в порядке, потому что так принято. Потому что надо быть вежливой. Потому что может, если она будет "милой", ее больше не будут пытать.

Fucking hell. Я почувствовала, как волосы на моей голове начинают шевелиться. Эта девушка – это воплощение всего того фальшивого, пластикового мира, из которого я сбегала. Только там это было лицемерие ради одобрения в инстаграме. А тут… тут это лицемерие ради выживания.

Мавка перестала жевать. Она отложила кость и склонила голову набок. В ее зеленых глазах появился проблеск настоящего, научного интереса. Не извращенного, а именно исследовательского.

А Троянда продолжала, словно разгоняя сама себя, заполняя ужасную тишину своим дрожащим голосом.

– Но! – сказала она почти бодро. – Мои родственники! Они живы! Да, мои родители, брат, сестра! Они живут далеко, в другой стране! У нас большая ферма! Мы выращиваем лучшие в мире помидоры! Так что… не все! Не всех, кого я знаю, вы убили! Это же хорошо, правда?

Она закончила свою речь и с надеждой посмотрела на нас. Сначала на меня. Потом на Мавку. Она ждала ответа. Она ждала, что мы тоже скажем: "О, да! Это замечательно, что твои родители-фермеры живы! Какая облегчение!".

Мозг.

Мой.

Просто.

Расплавился.

Она не просто пытается выжить. Она пытается найти в этом ужасе что-то позитивное. "Well, my friends were burned alive and my genitals were electrocuted, but hey, silver lining, my family is probably fine!".

Это было не лицемерие.

Это был… сломанный механизм выживания. Психика, которая просто разлетелась на осколки и теперь отчаянно пытается собрать себя докупи с помощью вежливости и позитивного мышления.

Я посмотрела на Мавку.

На ее лице появилась улыбка.

Настоящая. Широкая. Не такая, как у Троянды.

Это была улыбка ученого, что нашел идеальную подопытную мышь.

Такую, что сама залезает в лабиринт, нажимает на нужные кнопки и комментирует свои ощущения во время ударов током.

"Ох, бедная ты, бедная моя Рыжая," – прочитала я в этой улыбке, адресованной мне. – "Ты ни хуя не понимаешь, какой клад я только что нашла".

Тишина разрезана спокойным, размеренным голосом Мавки. Он звучал диссонансом к ужасу, который здесь царил. Это был голос лектора, что объясняет что-то скучному студенту.

– Успокойся. Клитор твой целый, – сказала Мавка, обращаясь к Троянде. Она взяла кость, которую отложила, и начала задумчиво ее обгладывать. – Здесь слишком мало тока, чтобы сжечь ткани. Просто стимуляция нервных окончаний. Эффективная, но безопасная, если знать, что делаешь. Так что не переживай.

Троянда слушала, широко распахнув глаза, и даже немного кивнула, словно благодаря за эту, блядь, техническую консультацию относительно ее пытки. Holy fuck.

Мавка бросила обглоданную кость в угол. Она поднялась, подошла к Троянде и присела перед ней на корточки. Ее зеленые глаза смотрели прямо в испуганную душу девушки.

– Но это все детали, – мягко продолжила Мавка. – Мне интересно другое. Ты. Твоя реакция. Я не люблю людей. Они хрупкие. Шумные. Бессмысленные. Когда я прижимаю им к горлу нож, они умоляют, плачут, обещают золото, ссут под себя. Это скучно. Это предсказуемо. Потом они умирают, и все. С них остаются только неплохие удобрения и материалы для бытовых нужд.

Она протянула руку и коснулась щеки Троянды, потом провела пальцем по линии ее челюсти, оценивая. Словно скульптор, что изучает кусок глины. Троянда задрожала, но не отшатнулась.

– Объясни мне, Троянда из семьи фермеров. Вот скажи. Какой мне смысл... Какой практический, логический, научно обоснованный смысл не сделать из твоего черепа хорошенький умывальник для рук?

Мое сердце упало куда-то в район желудка. Вопрос прозвучал. Прямой. Безжалостный. И это не была угроза. Это было приглашение к дискуссии. Мавка не издевалась. Ей действительно было интересно. Она поставила условие задачи: "Дано: я – бессмертная, всемогущая сущность, что презирает людей и любит делать полезные вещи из их останков. Ты – человек. Решение: докажи, что ты в живом виде полезнее, чем в виде сантехники".

Fucking hell. Это экзамен. Самый страшный, блядь, экзамен в ее жизни.

Я видела, как мозг Троянды яростно работает. Как в ее глазах мелькают паника, отчаяние, страх. Что она могла сказать? "Я буду служить тебе"? Мавке не нужны слуги. "Я покажу тебе, где спрятано золото"? У этой девушки нет ни хуя, кроме обгорелого тряпья. "Я красиво пою"? Мавка, скорее, сделает из ее гортани свисток.

Троянда смотрела на Мавку. Ее губы дрожали. Она пыталась найти ответ, который спасет ей жизнь.

А я вдруг поняла, что болею за нее.

Не из сочувствия.

Нет.

Мне было просто пиздец как интересно, что же, блядь, она придумает.

Тишина затянулась. Троянда смотрела в бездонные зеленые глаза Мавки, и я видела, как в ее голове пролетают тысячи вариантов, и все они – полное дерьмо. Она на грани. На грани истерики, смерти, безумия.

И вдруг... случилось что-то абсолютно невероятное.

Что-то, что сломало мой мозг окончательно.