Каліфорнійська душа ісеканулася в Україні - Христина Холод

На лице Троянды появилось выражение... озарения? Она словно нашла потерянный ключ, разгадала загадку, сложила, блядь, пазл! В ее глазах, все еще полных слез и страха, вспыхнул… энтузиазм?!

Она весело, блядь, ВЕСЕЛО хлопнула ладонями по своим коленям! Так делают, когда вдруг вспоминают о какой-то крутой идее для вечеринки!

– О! Точно! – воскликнула она так бодро, что я аж подпрыгнула. – Я вспомнила! Вы же сами говорили!

Мавка едва заметно приподняла бровь, ее лицо оставалось непроницаемым, но я чувствовала ее удивление. Это точно не та реакция, на которую она ожидала.

Троянда наклонилась вперед, ее лицо вдруг стало заговорщическим, словно она делилась с нами каким-то секретом. В ее голосе не было ни капли страха. Только… какая-то деловая живость!

– Вы же говорили, что можете сделать из меня секс-рабыню!

Она сказала это.

Вот.

Так.

Просто.

Словно предлагала свои услуги в качестве уборщицы или посудомойки! Словно напоминала о каком-то пункте в устном договоре, который мы могли забыть!

Я подавилась воздухом.

Весь мир сузился к этой сцене. Голая, грязная девушка с перебитой ногой и следами от ожогов на сосках, которая с энтузиазмом напоминает своей мучительнице-богине об опции ее сексуального порабощения, как альтернативе превращению в умывальник!

Я посмотрела на Мавку.

Даже эта богиня хаоса была… ошеломлена.

Впервые за все время нашего знакомства я увидела на ее лице что-то похожее на растерянность. Она ожидала мольб, слез, угроз, обещаний. Возможно, даже отчаянной атаки.

Но она точно, блядь, не ожидала конструктивного предложения стать ее личной вибрационной игрушкой из плоти и крови, поданного с таким деловым энтузиазмом!

Троянда, увидев наше молчание, решила развить свою мысль, как хороший менеджер по продажам.

– Смотрите! – затараторила она. – Умывальник – это же… скучно! Пользовались – и все! А я! Я же… живая! Я могу… ну… делать разные вещи! И вы говорили, у вас подруги нет! А я… могу быть кем угодно! И вы же, наверное, давно… ну… того… – Она стыдливо, блядь, СТЫДЛИВО опустила глаза. – А я молодая, здоровая… ну, кроме ноги… но это же можно починить, правда? Я быстро учусь! Я могу быть очень… полезной! Это же гораздо интереснее, чем мыть руки в моем черепе, разве нет?

Она закончила свою речь.

И с надеждой, как стартапер после питчинга, посмотрела на своего потенциального инвестора.

Я поняла, что присутствую при рождении новой формы жизни. "Homo Stockholmensis Sapiens". Человек Стокгольмский Разумный.

И, честно говоря, ее бизнес-план звучал, сука, убедительно.

И в этот момент...

В этот момент мой желудок, мой организм, вся моя биологическая сущность решила, что с нее довольно. Довольно сюрреализма. Довольно бизнес-планов о сексуальном рабстве. И, самое главное, довольно, блядь, мяса.

Со мной такое бывало. Стресс, нервы, шок – и мое тело отвечает так, как умеет. Раньше это случалось после особенно длинных митингов или когда я узнавала, что мой очередной фанфик собрал ноль лайков. Но это… это был новый уровень.

Горькая, кислая желчь поднялась по моему пищеводу, и я не успела даже сказать "Fuck". Я просто резко наклонилась в сторону и начала блевать прямо на земляной пол землянки Мавки.

БЛЮВ-В-В-В-В!!!!

Это был фонтан! Не просто сплюнуть! Это была адская смесь из наполовину переваренного мяса дикого кабана, какого-то непонятного коренья, желудочного сока и всего моего калифорнийского отчаяния! ...(truncated 42148 characters)... ее осколках танцевал морозный страх.

Троянда замерла. Весь ее недавний юмор, вся ее злорадство испарились, не оставив и следа. На ее лице застыло выражение чистого, животного ужаса. Она поняла свою ошибку. Каждая клетка ее тела поняла. Она рассмешила дракона, пока тот был занят опорожнением. Самый глупый способ самоубийства во всех мирах.

– Ты же у нас такая… жизнерадостная, правда? – голос Мавки был сладким, как отравленный мед. – Даже в самых сложных ситуациях находишь причину для улыбки. Это замечательное качество. Я это очень ценю. Это делает мои эксперименты… интереснее.

Мавка не кричала. Не угрожала. Она говорила спокойно, почти ласково, и от этого кровь стыла в жилах. Она медленно подошла к стене. Подняла с пола тот самый несчастный имбирь, осмотрела его, брезгливо вытерла об стену и положила на полку. Как трофей. Или как обещание на будущее. Потом она взяла шокер. Тот, что поменьше.

– Ложись, Троянда, – так же ласково сказала она.

Троянда не двигалась. Ее парализовало.

– Я сказала, – голос Мавки немного затвердел, теряя медовые нотки, – ложись.

Как битая собака, Троянда медленно, дрожа всем телом, опустилась на спину на грязный, холодный земляной пол. Ее взгляд был прикован к лицу Мавки, и в нем не было ничего, кроме обреченности.

– Ноги, – скомандовала Мавка. – Разведи.

Троянда подчинилась. Это действие было медленным, рваным. Ее тело кричало «нет», но воля была полностью сломана. Она развела ноги, открывая себя. Свое наказание.

Мавка присела возле нее. В ее руках снова ожило это дьявольское устройство.

– Ты же смеялась над моим болью, правда? – почти шепотом спросила она, поднося электроды к ее клитору. – Ты думала, это весело. Сейчас… сейчас мы проверим, насколько веселой ты можешь быть.

Она подключила шокер к клитору Троянды. Две маленькие металлические челюсти вцепились в самую нежную часть ее тела.

Троянда всхлипнула. Это был звук, похожий на писк котенка, которому наступили на хвост.

– А теперь… – Мавка улыбнулась, и эта улыбка была самой страшной вещью во вселенной. – Поиграем.

И она начала крутить ручку.

Не равномерно. Не методично, как раньше.

Она начала играть.

Короткий резкий оборот – тело Троянды пробивает судорога, из горла вырывается короткий визг.

Пауза.

Медленный, едва заметный оборот, что создает невыносимый, зудящий, жгучий разряд. Троянда стонет, ее пальцы царапают землю.

Снова пауза.

Потом бешеный, быстрый шквал оборотов, что заставляет ее тело биться в конвульсиях, а крик превращается в непрерывное, хриплое ревение, от которого у меня заложило уши.

Мавка "игралась".

Она игралась с ее болью, как ребенок играет с игрушкой, то ласково ее гладя, то со всей силы бья об стену. Она изучала ее реакции, ее крики, ее слезы. В ее зеленых глазах пылал холодный огонь чистого, незамутненного садизма, помноженного на научное любопытство. Она словно задавала вопросы: «А что будет, если