Запятнанный Кубок - Роберт Джексон Беннетт

изучая ее позу, разворот плеч, изгиб запястья. Она сделала выпад, намереваясь вонзить стилет мне в живот, но я ожидал этого, потому что выпад — это все, что она могла сделать с таким оружием.

Мои глаза затрепетали. Мои мышцы проснулись и заставили меня двигаться, заставляя танцевать в одном определенном движении…

Этому трюку Мильджин научил меня во дворе Юдекса. Его маленькому грязному секрету.

Я направил свой клинок вдоль ее стилета, затем перехватил его, поймав своей гардой и отведя острие в сторону, в то же время направив свой собственный меч на твича.

Я увидел, как изменилось ее лицо, выражение дикой радости превратилось в тревогу. Она двигалась слишком быстро. Теперь она не могла изменить направление.

Моя рука задрожала, когда ее плечо коснулось острия моего меча. Она закричала, и я рванулся вперед, вонзая лезвие в плоть под ключицей, разрывая связки, делая ее левую руку практически бесполезной.

Ее стилет упал на пол. Она громко закричала:

— Ты маленький сукин сын! Ах ты, маленький сук...

Мое тело снова задвигалось.

Я вытащил свой меч из ее плеча, затем поднял его и рубанул ее.

Мой удар был неуклюжим. Лезвие не перерезало ей горло, как я намеревался, а вместо этого врезалось в боковую часть черепа, рядом с виском и глазом. На ее окровавленном лице отразился тупой шок, меч вошел в глазницу и прокусил глазное яблоко. В безмолвном ужасе я наблюдал, как ее глаз превратился в желе и начал стекать по щеке. Она моргнула единственным оставшимся глазом, затем упала вперед, вырвав при этом меч у меня из рук.

Файязи снова начал кричать, это были дикие, истерические вопли. Набатные колокола звонили и звонили, призывая нас спасаться бегством, паниковать, молиться. Вашта что-то кричала, но я не обращал на это внимания.

Затем голос Аны:

— Это еще не конец! Черт возьми, Дин, цветение еще не закончилось! Уходи, уходи!

Мильджин бросился вперед, подхватил нас с Аной на руки, как будто мы были игрушками, и потащил ко входу в башню Юдекса.

Затем раздался знакомый, ужасный звук, похожий на звук рвущейся толстой ткани. Я оглянулся через плечо и увидел, как из основания шеи твича вырастает зеленая поросль, затем поднимается вверх, разрывая ее на части в потоке темной крови и окутывая завесой кровавых, темно-зеленых листьев.

— О, Святилище, — прошептала Вашта. — О, святое Святилище...

Файязи Хаза снова закричала. Запечатлитель пытался успокоить ее, но она не слушала.

— Клянусь дьявольской порчей титана, — выдохнул Мильджин. — Клянусь дьявольской порчей титана, мать его...

Вашта оторвала взгляд от тела, висевшего на деревьях. «Нам нужно эвакуировать эту башню, если твоя чертова комната отравлена, Долабра!» — выплюнула она в ее сторону.

— Я оставила окно открытым, — сказала Ана. — И споры быстро теряют свою эффективность. Воздух в комнате очистился и теперь она совершенно без...

— Заткнись! — сказала Вашта. — Хоть раз в жизни, просто заткнись, женщина! Мильджин, мне нужно эвакуировать город. Мне понадобится твоя помощь в этом. Пока отведи эту женщину в башню Легиона! И запри ее, будь проклят титан! Остальные легионеры, со мной!

Вашта и легионеры бросились в город, в небе все еще звенели колокола, а по улицам уже бежали люди, пытавшиеся эвакуироваться. Мильджин схватил Файязи и запечатлителя, затем повернулся ко мне и сказал:

— Отведи Долабру к багажному поезду! Сейчас!

Я все еще был в шоке от всего, что натворил, и с трудом мог понять, что он говорит. «К... багажному поезду?» — спросил я.

— Да! Эвакуироваться! Кровь императора, гребаный титан выходит на сушу! Вперед!

ГЛАВА 39

| | |

ЭВАКУАЦИЯ ГОРОДА БЫЛА, выражаясь словами самой Вашты, ничем иным, как гребаной катастрофой.

Мы с Аной, пошатываясь, выбрались из башни Юдекса и обнаружили, что город погрузился в полный хаос. Каждая улица была забита повозками, грузами, людьми, домашним скотом, и все они боролись за место на дорогах, ведущих на запад. Люди ревели проклятия, перекрывая звон колоколов, или выкрикивали новости о том, что та или иная отдаленная улица свободна. Только багажные поезда иялетов, охранявшиеся легионерами под высокими черными знаменами, сохраняли хоть какой-то порядок. Они вытянулись вдоль улицы перед Трифектой и ожидали, когда нужно будет вывезти из города старших офицеров.

Но было ясно, что даже на поездах покинуть город будет невозможно. На улицах было слишком много людей. Казалось, никто не хотел, чтобы его снова застали врасплох, и все намеревались бежать.

Мне следовало бы испугаться, но я все еще был слишком потрясен, чтобы что-то чувствовать. Я просто молча смотрел на бурлящие толпы людей.

— Я думаю, мэм, — наконец сказала я Ане, — что мы не скоро уедем. И вообще нам ничего делать.

— Да, Дин, — тихо сказала Ана. — Но как хорошо получить напоминание о том, что, несмотря на все дела и горести этого дня, наша работа ничтожна по сравнению с тем, что происходит у стен.

— Тогда… что нам теперь делать?

— Ну... Мы могли бы остаться здесь и тщетно надеяться. — Она склонила голову набок. — Но... это похоже на упущенную возможность. Я никогда не видела живого левиафана, Дин. Думаю, мне бы хотелось это сделать. Или ты посмотришь вместо меня.

Я уставился на нее затуманенным взглядом:

— Вы что?

— Такой шанс выпадает раз в жизни, Дин! Если мы доберемся до нужного места и выхватим подзорную трубу у одного из здешних легионеров, у нас будет шанс не только увидеть титана на краю Империи Ханум, но и увидеть момент, когда мы узнаем, есть ли у Империи вообще будущее. Кто еще мог бы похвастаться таким подвигом? — Она взяла меня за руку. — Пойдем. Давай узнаем, переживем ли мы этот день, вместе. А если нет, то у нас будет достаточно времени, чтобы примириться с творением.

Я ВЗЯЛ У легионера подзорную трубу, и мы вместе отправились в восточную часть города, которая к этому времени была уже покинута бегущими толпами. Мы забрались на высокий земляной вал, обращенный на восток, над нами зияло яркое, чистое и прекрасное полуденное небо, а вдалеке возвышались морские стены, едва заметная черная полоска, протянувшаяся вдоль горизонта.

— Что ты видишь, Дин? — прошептала Ана.

Я приложил подзорную трубу к глазу и уставился наружу.

Я увидел стены, высокие и черные, подпертые земляными валами. Казалось, весь ландшафт был оторван от