Тайна доктора Авроры - Александра Федулаева

Перед нами был тот самый парень. Его разноцветные глаза — один карий, другой серый, были полны животного страха и злобы. Ни капли раскаяния. Только ярость оттого, что попался.

Генри с отвращением отпустил его.

— Забирай его, Лоример. Это он. Исполнитель. Убийца Сеймура. Теперь его ждёт только одна участь — виселица.

Лоример злобно оскалился, а его обычно невозмутимые глаза вспыхнули яростью.

— С огромным удовольствием свернул бы ему шею прямо сейчас, милорд, — с ненавистью прорычал он. — Но нельзя допустить, чтобы он умер так легко. Его ждёт темница. А потом — казнь на площади, на глазах у толпы, за убийство лорда Элдермура.

Я смотрела в эти разные, полные ненависти глаза и чувствовала лишь леденящий холод. Не страх, а омерзение.

— Уведи его, — тихо, но твёрдо сказал Генри.

Лоример кивнул и передал охранников замка подошедшим стражникам. Затем он скомандовал всем следовать за ним. Грубо толкнув пленника, он потащил его прочь. Я стояла на месте, наблюдая за их удаляющимися фигурами, и чувствовала, как по спине пробегают мурашки.

Глава 87

Мы молча наблюдали, как Лоример уводил того, кто так хладнокровно убивал людей по чужому приказу. Генри внезапно обнял меня, крепко прижал к себе. От него пахло дымом и потом. Он по-родственному поцеловал меня в висок.

— Ты не представляешь, что мы пережили в эти дни… — его голос сорвался. — Эдит… Эдит нам помогла.

Я вскинула на него взгляд, и ледяная тревога снова сжала сердце.

— Эдит? Но как? Значит, теперь все знают о ней?

— Не волнуйся, — он поспешно успокоил меня, всё ещё не отпуская. — Знают только Эван и Лоример. Они поклялись честью и жизнью хранить эту тайну. Ей пришлось открыться. У неё было виде́ние… Но как так получилось? Почему ты потеряла осторожность и ушла с площади? Лоример был рядом!

Я задумалась. Ведь действительно, всё произошло так стремительно, так глупо. Почему я, знающая о подстерегающей опасности, так легко повелась? Но ответ пришёл мгновенно, ясный и неоспоримый. Он жил во мне. Я — врач. У человека, носящего белый халат, чувство эмпатии развито безгранично. Готовность спасать жизни, не думая о себе, жертвовать собой — это не просто клятва, данная кому-то или другим. Это внутреннее убеждение, жизненное кредо. Сколько я видела таких примеров в своей прошлой жизни: во время Великой Отечественной войны медсёстры ползали под пулями, чтобы спасти раненых, а в моё время хирурги сутками не отходили от операционного стола во время катастроф. Врачи бились до последнего во время эпидемий… Они не могут поступить иначе. Они просто не могут пройти мимо чужой беды.

— Он сообщил, что дети провалились под лёд, и мне немедленно нужно ехать в больницу. Будто бы его прислал доктор Лэнгтон, — тихо произнесла я. — В тот момент я не могла думать ни о чём другом. Прости меня.

Генри вздохнул, и в его глазах я увидела не упрёк, а понимание.

— В этом ты вся, кузина. Всегда думаешь о других, прежде чем о себе. И я не удивлён. По-другому ты бы и не поступила.

В этот момент к нам быстрыми шагами подошёл Эван. Его лицо было мрачным, он вытирал кровь с руки платком.

— Эштон молчит, как скала, — выдохнул он с досадой. — Не реагирует ни на уговоры, ни на угрозы. Сейчас выбить из него ничего не получится, он всё-таки аристократ. Нужно доставить в канцелярию и действовать по протоколу. Его слуга под давлением, признался, что не знает, где именно пленница, он в подвалы не спускался. Где-то тут должна быть старая ключница, Ильза, но мы её пока не нашли.

Моё сердце сжалось. Бегать по огромному замку в поисках перепуганной служанки — непозволительная трата времени. Та женщина там, внизу, могла умирать в эту самую минуту. От холода, голода, ран… Ей нужна помощь немедленно.

— Нам нужно самим искать леди Абигайль, — решительно заявила я, обращаясь к обоим мужчинам. — Пусть ваши люди ищут Ильзу, она нужна как свидетель. Но мы не можем ждать.

Спустившись вниз, мы прошли мимо тела Адама, всё ещё лежавшего под какой-то тёмной тканью. Меня передёрнуло. Я зашла в ближайшие покои, сдёрнула с кровати шерстяное покрывало и, немного подумав, накинула на плечи чьё-то добротное, хоть и потрёпанное, пальто. Стало сразу теплее.

Мы подошли к узкой, уходящей в темноту лестнице. Там внизу уже суетился какой-то пожилой слуга с группой стражников, в руках у них дымились факелы. Старик дрожащими руками пытался открыть массивную дверь, ведущую в подземелье.

Мы спустились вниз и замерли. Перед нами расходились в разные стороны сырые, пропахшие плесенью и землёй коридоры. Свет скудных масляных ламп, редких и далёких, лишь подчёркивал жуткую, гнетущую темноту. Мужчины двинулись вперёд, освещая путь и заглядывая в каждую нишу, каждое ответвление. Я шла за ними, лихорадочно соображая. Так, мы могли бродить часами.

— Нам нужно разделиться, — сказала я, хватая Эвана за рукав. — Идти друг за другом — терять время. Это непозволительно.

Эван и Генри обменялись взглядами и после секундного колебания кивнули.

— Хорошо. Но ты остаёшься со мной, — твёрдо заявил Эван.

Генри с несколькими людьми и старым слугой свернули вправо, а мы с Эваном и двумя стражниками — в левый коридор. Мужчины шли впереди, освещая путь факелами и периодически окликая: «Леди Армбридж! Отзовитесь!»

И тут мой взгляд упал на маленькую драму у стены. В старой, ржавой крысоловке застрял крысёныш. Его крошечная лапка была жестоко зажата железными тисками, он громко и жалобно пищал. А рядом, беспокойно перебегая с места на место, обнюхивая ловушку, металась взрослая крыса-мать.

Я всегда относилась к крысам спокойно. В ветеринарной академии нам приходилось работать с ними, и я знала — это умнейшие создания, способные на эмоции. Я не могла пройти мимо, и подойдя ближе, присела на корточки. Малыш, увидев меня, затрепыхался сильнее, запищал и зажмурился. Лапка кровоточила. Я осторожно раздвинула пружину и высвободила его. Он замер у меня на ладони, маленький, тёплый комочек страха. Перелома не было, лишь глубокая ссадина. Я опустила его на пол. Он посидел секунду, а потом рванул к стене.

Крыса встала на задние лапки, передние сложила почти по-человечески, и её маленькие глазки-бусинки уставились на меня. И в них я с изумлением увидела не страх, а… благодарность. Бездумно, повинуясь внезапному импульсу, я осторожно протянула руку. К моему величайшему удивлению, она