Трехликий II: Черная стража - Даниил Тихий

Благо, на исходе второго дня, болотистая местность сошла на нет.

Деревня раскинулась на пригорке, больше сорока дворов, деревянная стена и несколько дозорных башен. Ворота под стать небольшой крепости, двойные, даже если захочешь — нахрапом не возьмёшь.

Но помимо ворот, существовала калитка. Раскрытая настежь и охраняемая стариком. Заросший по самые брови седыми волосами, старик сидел на колченогом стуле и баюкал на коленях пехотный арбалет. Заряженный сразу, как только дозорный мальчишка на башне заметил чужаков.

— Тпру! Ишь разогнались!

Выбранный тон отдавал весёлыми нотками, но серые глаза не смеялись. А жилистые руки переместили арбалет таким образом, чтобы он смотрел заряженным болтом прямиком в центр узкого прохода. Если кто-то полезет, захочешь — не промажешь.

— С болот идёте? Сутки за воротами и только потом можно войти. Лихорадка страшная штука, лечебных трав не напасёшься.

Серриса снявшая с лица свою зловещую маску чтобы не пугать местных оскалилась. Она давно не мылась и была так зла, что готова была разобрать эту стену по брёвнышку, лишь бы её пустили внутрь. Но ситуацию взял в свои руки трёхликий:

— Болезней нет, каждый из нас впитал в себя исцеляющие чары. Но есть нужда в еде и воде. И нужда сильная. С оплатой не поскупимся, но и ночевать под стенами не будем, уйдём.

Старик выслушал ходока и пожамкал губами:

— А с этими что? — арбалетный болт указал своим острым наконечником на алебардиста и Ликвика.

Виллерт был страшен. Покидая остров Серриса помогла ему поправить внешний вид и залатать повреждения. Открытые раны были зашиты, стрелы вынуты, а одежда отстирана в озере. Обрывки разнообразных тряпок, найденные в логове жаболюдов и включающие в себя одежду утопленников, разрезанные на бинты стали основой его облика. Обмотка из тряпиц скрывала под собой изуродованное лицо и руки, делая здоровяка страшным и необычным, но куда менее страшным и необычным, чем он был на самом деле.

— Ожоги и ранения. Мы сумели их излечить, но уродство осталось.

По ходу разговора на стене появились новые люди и все как один вооружённые. Топоры и щиты, простые, но от этого не менее смертоносные луки. Каждый из местных, бородатых мужиков оглядывал компанию и хмурил брови, внимательно слушая ответы говорящего за мёртвых.

Для старика «подкрепление» не стало сюрпризом:

— Что скажешь староста? Пускать их в Пески, аль комаров пущай кормят?

Старостой оказался мужик в самом расцвете сил. Горизонтальный, розовый шрам пересекал его лоб и виднелся под каштановой чёлкой. Хмурый крестьянин пригладил усы и бороду, окидывая трёхликого взглядом, а затем сказал:

— Запусти. Посмотрим можно ли доверять слову пэра с золотым кругом на гербе. Но если кого-то начнёт лихорадить — выставим за ворота.

По взмаху его руки крестьяне начали расходиться. Староста не слышал, как Серриса тихонько фыркнула и сверкнув глазами, пробурчала:

— Как бы я ваши ворота не выставила, умник.

Отряд втянулся в калитку, прошёл тёмным коридором до следующих врат и дождавшись, когда откроют ещё одну, оказался в деревне. Следуя к гостевому дому между стоящих на сваях домов, ходоки ловили на себе любопытные взгляды.

Земля под их ногами была жирной, соседство с болотом делала её богатой на урожаи, но огороды местных уже были убраны. Сезон закончился, и крестьяне готовились к зиме. Не укрылись от аналитики говорящего за мёртвых и царапины от когтей на воротах, да застарелые пятна крови на частоколе досок.

Болото под боком не только держало их землю плодородной, но и испытывало стены на крепость, а мужчин на храбрость. Трёхликий видел, что местные крестьяне суровые воины. Деревня ухожена, по стенам прогуливаются дозорные смены, а под навесом крыльца каждого дома, прячась от дождя, висят потемневшие щиты и стоят острые, короткие копья.

Подобное расположение говорило только об одном — пользоваться ими приходится часто.

Гостевой дом встретил отряд тишиной и чистотой. В общем зале никого не было, в очаге тлели поленья поддерживая помещение сухим.

Серриса раздражённо вздохнула и прокричала:

— Хозяева! Есть тут кто чёрт вас возьми⁈

Стройная крестьянка лет тридцати на вид, в белом платье и фартуке, заляпанном мукой, выглянула из-за проёма за стойкой:

— Чего кричишь? Если детей разбудишь, метлой погоню! Криком только беду можно накликать, да мужиков позвать в случае беды. — И переведя взгляд на пол всплеснула руками. — А грязи то сколько натащили! Не уж то в собственный дом так же, в грязной обуви ломитесь⁈ А ну кыш на улицу обтирать сапоги!

Некромантка надулась, готовясь выдать гневную тираду, но большие и крепкие ладони Виллерта аккуратно и легко приподняли её за плечи чтобы через секунду вынести на улицу. Остальные последовали за ними.

Колдунья всё ещё беззлобно бурчала, когда они начали оттирать сапоги от ступени и мыть их в ближайшей луже.

Череда бесконечного кровопролития закончилась, и ходоки были этому рады.

* * *

— Никогда не видал такой толстой шкуры? Точно жаболюдская?

Трёхликий работал с заготовкой, натирал её скребком пока кожевник растягивал куски необработанной шкуры короля жаболюдов на стоящих вдоль стены жердях.

— Он был у них главным.

Кожевник хмыкнул:

— Стало быть, короля убили?

Говорящий за мёртвых, не переставая скрести, кивнул:

— Убили.

Они пробыли в деревне сутки. Отмылись, выстирали и высушили одежду. Попробовали торговать, но торг не задался. Местным ни к чему была королевская слизь, пропитанное ядом оружие и магические побрякушки. Удалось обменять лишь редкого качества лук без тетивы и добротный топор, подобранный Виллертом в яме.

Денег у крестьян почти не было, зато нужных походных товаров хоть отбавляй. Несколько крепких рюкзаков, походные наборы и спальники стали достойной, бартерной платой.

Кроме того трёхликому, к которому относились не в пример лучше из-за его рыцарской накидки с раскинувшимся на ней гербом, удалось узнать, что раз в месяц деревню посещает караван торговца. Привозит железо и разную всячину, обменивая товары на болотные травы.

Его-то и ждали ходоки.

Караванщик знает местность и дороги, а значит может рассказать о расположении многих населённых пунктов. До следующего его появления, следовало прождать как минимум две недели. И поэтому отряд потихоньку восстанавливал силы.

Серриса, смыв с себя грязь и отстирав балахон, притягивала взгляды местных мужчин, чему женщины были самую малость не рады. А с молчаливым Виллертом, с ног до головы покрытым свежими, тряпичными бинтами, предпочитали не связываться. Чураясь встречи с ним так, словно последний, был прокажённым.

Чего нельзя было сказать о карле.

Пока Ликвик и Виллерт,