Самый опасный человек Японии - Александр Накул

Какое всё-таки счастье, что подобные статьи (пусть и написанные женщиной-генералом) читают школьники, а не офицеры генерального штаба! Начни в штабе к этому прислушиваться — и может дойти до того, что какая-нибудь монгольская армия будет стоять под Токио.

В его возбуждённый ум могли бы забрести и другие глупости и безумства, но тут что-то потянуло за рукав. Это был Юкио. И без единого слова было понятно: длинноволосый нашёл что искал.

Прежние одноклассники Кимитакэ, которым предстояло стать его новыми одноклассниками, обнаружились совсем рядом. Просто, как это всегда бывает на вокзалах, их было трудно заметить. А с ними — всё тот же заместитель директора школы по хозяйственной части.

Кимитакэ не мог, разумеется, угадать, почему заместитель директора потащился на вокзал провожать тех, кто всё равно уже не будет учиться в Гакусюине. Но пара предположений у него была.

Возможно, после убийства директора, и пока новый ещё не назначен, в школьных делах царит такой хаос, что кому угодно могут поручить что угодно. Не просто так он же оказался и в приёмной комиссии.

А могло быть и так, что этот цепкий старик оказался в приёмной комиссии действительно не просто так. Вдруг он назначен в школу военной или флотской полицией? Или той самой группировкой? Не просто так он опознал агентов полиции, пошёл с ними спорить и, кажется, победил.

Так что юный каллиграф решил на всякий случай, что будет держаться в стороне от этого опасного человека. А прямо сейчас будет лучше поболтать с ребятами своего возраста.

— А где же ваш багаж? — спросил Кимитакэ, потому что надо же было что-то спросить.

— Уже погрузили, — был ответ. — Мы решили не тащить и заказали доставку. Хватило одного грузовика.

— Похоже, вы повторили нашу хитрость.

— Повторили, как только про неё услышали. Время ещё было.

Тем временем заместитель директора повернулся в сторону Кимитакэ и стало ясно — неприятных расспросов дребезжащим голосом не избежать.

— Почему ты и Юкио-кун всё время ходите вместе? — внезапно спросил старик. — Вы слишком непохожи, чтобы подружиться так быстро. Он что, на твоей сестре жениться собирается?

— Моя сестра умерла ещё в прошлом году, — напомнил Кимитакэ.

— Получается, это ты собираешься жениться на его сестре.

— Я вообще не уверен, что у него есть сёстры. Я склонен думать, что он такой единственный.

— И что же тогда в нём хорошего? Ну, кроме того, что он выглядит по-дурацки.

— Нас соединил интерес к литературе, поэзии и каллиграфии.

— Твой приятель не похож ни на писателя, ни на каллиграфа, — заметил старик. — Скорее, он похож на персонажей. Как по мне, достойно удивления, что эта воздушная голова вообще научилась читать хоть какие-то иероглифы.

— Видите ли, я ощущаю себя отчасти потомком самураев, — вдруг заговорил Юкио. — А долг самурая — в служении. Само слово «самурай» происходит от глагола «служить». Способность самурая жить и выжить в этом мире изначально зависит от милости господина. А самурай моих способностей — которые очень высокие — может позволить себе выбирать и лучшего господина. Кто верно служит бесполезному делу, тот и сам бесполезен. Долг самурая, раз уж выпал шанс выбирать, — служить самому умному, культурному и амбициозному господину. А Кими-кун — именно такой человек. Глазами этого не разглядеть. Но этот благородный, серебряный звон всё-таки возможно расслышать в те редкие минуты, когда затихает голос его скромности. Про такое даже в «Хагакурэ» написано, я только не помню, что именно.

Во время этой сцены Кимитакэ в очередной раз подумал, что россказни Юкио о том, что он рос в Наре, могут быть и правдой. И дело тут не только в кансайском диалекте. Где ещё, кроме окрестностей Киото, можно было наловчиться так виртуозно оскорблять собеседника, при этом не нарушая грамматики, не добавляя оскорбительных слов? И попутно не давать ни одного законного повода для рукоприкладства?..

Только в Старой Столице это и возможно — и ещё в её ближайших окрестностях.

— Ты же и сам, наверное, успел узнать, чем заканчивается такое самовольное самурайство? — Заместитель директора грозно сверкнул стёклышком пенсне. — Усердие в учёбе проявлять следует. Для остального у нашей империи есть крейсера и стратегическая авиация.

— Представляете, господин заместитель директора, ещё не успел, — всё так же невозмутимо отвечал Юкио. — Наверное, меня просто недостаточно сильно били.

— А между прочим, одна из историй, где самурайство оказалось неуместным, началась приблизительно лет двадцать назад примерно на том месте, где ты сейчас стоишь.

— Надо же, — произнёс Юкио и посмотрел себе под ноги. Но там не было заметно ничего кроме его ботинок, начищенных как всегда безукоризненно.

— Я скажу даже больше. В этой истории изрядно замешан ваш будущий учитель Окава Сюмэй. Он тогда ещё не был профессором. Но это случилось задолго до вашего рождения. Сами вы это не видели, и родители вам постесняются рассказать, пусть в этом деле и замешаны ваши славные предки. Вот скажи, будущий барон Асада, ты знал, что твой дедушка оплачивал издания очень радикального издания «Острие Меча Сакуры»?

— Слышу об этом первый раз в жизни, — отозвался низенький и всегда немного печальный Икуми Асада. — Но думаю, это может быть полезным для меня во время учёбы.

— Пожалуйста, расскажите нам эту поучительную историю! — вступил Кимитакэ.

— Уговорили. Теперь и я думаю, что она будет вам полезна. Потому что в ней как раз участвуют дипломаты. Это — будущие вы. Хотя в вашем возрасте в такое, понятное дело, ещё не веришь.

И старик начал рассказывать.

Похоже, старый заместитель директора решил взять на себя ещё и обычай покойного директора поучать учеников. Тем не менее история, которую он рассказал, оказалась на удивление занимательной.

* * *

В мае 1922 года бывший министр иностранных дел и действующий мэр Токио Симпэй Гото (вы, ребята, скорее всего, уже и не помните этого человека) подал прошение на высочайшее имя с просьбой принять во внимание его борьбу с коррупцией и назначить его наконец-то на должность премьер-министра.

Император уже был готов подписать положенный указ, но один советник из числа гэнро (в канцелярии шептались, что это был всесильный князь Сайондзи) высказал резонное мнение:

— Столичный губернатор — и одновременно борец с коррупцией? Да кто в такое поверит!

Вместо поста