Самый опасный человек Японии - Александр Накул

премьер-министра Симпэй Гото стал виконтом. А вместо высокого, но унылого поста в государстве — возможность свободно говорить всё, что думает, и репутацию «независимого и объективного человека».

Гото был деятель ловкий и дальновидный. Свой стиль он позаимствовал у модного тогда австрийского доктора Фрейда. Светло-серый сюртук с жилеткой, аккуратно подстриженная седая борода и общий аромат респектабельности. Не занимая никаких официальных постов, он регулярно выступал, писал много статей, часто навещал влиятельных друзей и сохранял колоссальный вес в имперской политике.

Уже через год он явился на заседание правительства. Министры, задавленные внезапно наступившим кризисом, и сам премьер, медленно угасавший от рака толстой кишки, покорно его слушали.

Веселье от того, что успешно отсиделись во время мировой войны, сменилось тоскливым кризисом. Обескровленные державы, проржавевшие флоты, куча тлеющих конфликтов и территорий с непонятным статусом — это всё угнетало. Кроме полезного немецкого пивного завода в Шанхае удалось в послереволюционной неразберихе захватить северный Сахалин, но было неясно, стоило ли его удерживать.

А за окнами стучал традиционный четырёхчасовой токийский дождь.

— Я призываю вас, господа, взглянуть на карту страны, которой мы управляем, — начал виконт. — Дальний Восток, особенно его прибрежные воды, критически важен для Японии. Не важно, как называется государство, которое их контролирует, — мы должны с ним договориться. Запасы леса, нефти, угля и рыбы в тех местах колоссальны. Но все экономические связи с этими местами крайне непросты, потому что, — Гото сделал многозначительную паузу, словно сомневался — говорить ли общеизвестное, — мы пока так и не признали коммунистическое правительство России.

— Было бы проще всего, если бы эти территории контролировали мы, а не государственные ублюдки вроде фантомной Дальневосточной республики, — заявил Утида, ставленник армии на посту министра иностранных дел и ярый противник мира с Россией. — Сколько бы мы ни вели переговоров с читинскими министрами, этими «никтошками», которыми явно управляют из-за кулис, мы не добьёмся определённости. Аннексия — вот лучшее решение. Лига Наций это утвердит, мы же сами её и основали. Для большевиков эти территории не имеют большого значения, а для нас — ценнейший, сравнительно недалеко расположенный источник угля. Уголь для нас критически важен.

— Однако эти территории совершенно не освоены, — напомнил виконт. — Они потребуют огромных капиталовложений, и частных инвесторов будет недостаточно, нам потребуется срочно укреплять северную часть острова. К тому же для частных капиталовложений у нас есть и более тёплые колонии в тропиках.

За виконтом тоже стояла большая сила. Неспроста он настолько запросто приходил на заседания правительства. Его негласно поддерживали флот, рыбопромышленники. А ещё газетчики, которые жаждали новостей из России и постоянно величали виконта то японским Теодором Рузвельтом, то Ллойд Джорджем Восточной Азии. Суммарный ежедневный тираж газет, с которыми он поддерживал отношения, достигал 1 300 000 экземпляров.

— Пока эти большевики над нами просто издеваются, — продолжал Утида. — Похоже, они уверены, что у нас тут что-то вроде революционной ситуации. Безвизовый въезд на территорию Союза рыбопромышленникам и торговцам уже запрещён. Вчера наш консул во Владивостоке получил предупреждение, что, если в течение трёх месяцев он не получит официальной аккредитации в СССР, ему придётся покинуть страну. Получить аккредитацию в непризнанном государстве — недурная шарада, не правда ли?

— Их функции могут исполнить коммерческие агенты с аналогичными полномочиями, — парировал виконт.

— А шифрованную переписку и дипломатическую почту как они будут передавать?

— Это небольшая проблема.

— Небольшая — потому что не вам её решать?

— Я уверен, Советский Союз пойдёт на уступки во многих незначительных для них вопросах. Они не решатся на вторую безобразовскую аферу, потому что неплохо усвоили, к чему привела предыдущая. К тому же они должны крепко усвоить, насколько недействительна и бесполезна русская коммунистическая пропаганда. В свою очередь, наши публицисты должны рассеять страх перед красной опасностью.

— Вы понимаете, что мы для красных — смертельные враги и они нас не прикончили только потому, что достать не могут?

— Со времён революции прошло пять лет. Ситуация нормализовалась, большевики отказываются от мер так называемого военного коммунизма и проводят экономические реформы. Радикализм им ни к чему, они уже и так победили. К тому же, — голос виконта стал громче, — я призываю правительство обратить внимание на ярое антияпонское движение в Америке, в Африке, на островах Южного моря и в других английских колониях. Наша индустрия держится на британской милости, а вам прекрасно известно, что англичане не знают ни принципов, ни пощады. Получение доступа к экономическим источникам новой России, на основании принципа общности жизненных интересов обоих народов, — вот что поможет Японии. Я искренне убеждён, что объединённая сила обоих народов могла бы восполнить недостатки и ошибки Версальской, Вашингтонской и прочих международных конференций.

— А что скажет патриотически настроенная пресса? — осведомился Утида. Он отлично уловил намёк на свою бесполезность.

— Самый авторитетный из наших молодых патриотов Окава Сюмэй уже пишет, что именно японцы и русские могут объединить Восточную и Западную культуру и этим устранить существовавшее доселе затруднение в жизни народов… Главное — выманить на переговоры достаточно влиятельного большевика (у меня есть, кстати, один на примете). И там ему уже не отвертеться от наших предложений.

— Это ещё почему?

— Потому что, если вернётся ни с чем, — его расстреляют.

Старый большевик Адольф Иоффе был большой друг Льва Троцкого. А Троцкий был тогда ещё в большой силе.

Именно Иоффе возглавлял делегацию РСФСР в Брест-Литовске, а потом был назначен полномочным представителем в Пекине.

Секретные донесения (курьер, который их притащил, за дополнительную плату не стал сообщать об этом министру Утиде, чтобы не тревожить занятого человека) сообщали, что этот Иоффе носит очки, у него очень оригинальная борода, он нравится французам и немцам и не нравится англичанам и американцам. Характерные особенности: откровенность, чувство юмора, буржуазные манеры, однако его бестактность граничит с откровенной глупостью. Сын симферопольского купца-миллионера, он был ещё в детстве слишком толстым, поэтому вместо того, чтобы играть с другими детьми, читал книжки — и вот дочитался до большевизма. Его полиневрит уже находится в той стадии, что скрывать его невозможно. В лучшем случае ему осталось несколько лет, так что с переговорами надо поторопиться.

То, что случилось дальше, было настолько непросто, что этому придётся посвятить отдельную главу.

9. Две гостиницы и одна типография

Утида так и не позволял признать правительство Советского Союза. Поэтому посланник Иоффе прибыл в Японию по туристической визе,