Дьяволы - Джо Аберкромби

Бальтазар нахмурился, глядя ей вслед.

— Что она имела в виду?

— Не все играют в загадки. — дряхлый вампир крепко обхватил перила скрюченными пальцами руки, покрытой старческими пятнами, и посмотрел на Бальтазара из-под иссохших век. — Солнышко в некотором роде твоя противоположность.

— Что ты имеешь в виду?

— Она мало говорит. Но когда говорит, её стоит послушать.

— А скажите мне, — сказал герцог Михаэль, — Как монаху удалось стать наставником именно этой паствы?

— Честно говоря, ваша светлость… — было время, не так уж и давно, когда брат Диас выдумал бы корыстную ложь, но, честно говоря, его сердце уже не лежало к этому. — Понятия не имею.

Герцог Михаэль улыбнулся.

— Я слышал, что чудны и загадочны деяния Господа нашего. Иногда, кажется, его церковь ещё более загадочна.

— Месяц назад я считал себя довольно умным человеком… — брат Диас с болезненной ясностью вспомнил, каким умным он себя чувствовал в той последней беседе с настоятелем. Каким довольным результатом всех своих интриг. С каким мелочным торжеством он пронёсся мимо своих братьев в трапезной, обречённых оставаться пленниками в этом торжественном храме скуки. Теперь он задавался вопросом, знал ли настоятель, что его ждет. Были ли братья в курсе шутки, посмеиваясь над ним всё время в свои грубые рукава.

— Теперь я понимаю, что я — дурак.

Улыбка герцога Михаэля стала шире.

— Значит, вы мудрее, чем были месяц назад, брат Диас. За это вы можете быть благодарны.

Других вещей, за которые можно быть благодарным, он практически не видел. С момента назначения викарием часовни Святой Целесообразности весь рот брата Диаса покрылся язвами, которые могли бы послужить мученическим испытанием. Они были невыносимо, необоснованно болезненными, но он каким-то образом не мог перестать терзать их языком, напоминая себе, насколько они болезненны. Он прополоскал их святой водой из купели, в которой крестили святого Ансельма Глазника, но, если честно, они заболели ещё сильнее. Похоже, язвы были просто ещё одной неприятностью, которую теперь придётся принять как обыденную часть жизни. Как мозоли от седла, влажная одежда и заколдовывание вампирами.

— Я думал, они умирают от солнечного света, — пробормотал он с тоской.

— Миф, — прорычал Якоб из Торна. — Барон Рикард им наслаждается.

Действительно, древний вампир буквально нежился на крыше фургона, запрокинув покачивающуюся на казавшейся хрупкой шее голову. Фургон был исключительно тяжёлый, окованный железом, вся его задняя часть представляла собой одну дверь без окон, запертую огромными засовоми с замком на каждом углу.

Он не хотел спрашивать, но не мог сдержаться.

— Что находится... в фургоне?

— Последнее средство, — сказала Баптиста, показывая золотые зубы. Она ехала так же, как и говорила, то есть непринуждённо и с вечной ухмылкой. — Если повезёт, никогда не узнаешь.

В последнее время брату Диасу не сильно везло. Он тяжело вздохнул, надавив на выпуклость рясы, где флакон с кровью святой Беатрикс касался его кожи, и вознёс хранительнице сандалии Спаситель ещё одну беззвучную молитву о своём выживании. Всем нам нужно за что-то держаться, вот он решил сделать якорем веру. В конце концов, он был рукоположен, даже если не так уж этого хотел, так что, вероятно, пришло время. Разве это не главная из Двенадцати Добродетелей? Та, из которой вытекают все остальные? Он будет хранить веру. Что у Всевышнего есть план. У брата Диаса в этом плане есть роль. Вероятно, не ведущая. Необременительная прогулка была бы хороша. Он выдавил из себя жидкую улыбку, от которой заболели язвы, поэтому он перестал улыбаться.

— Вы — родственник, — спрашивал герцог Михаэль, лучась от снисходительного веселья к угрюмости Якоба, похожего на каменное изваяние, — того Якоба из Торна, который защищал императора Бургундии?

И без того прищуренные глаза рыцаря сузились ещё:

— Торн — большой город. Там много Якобов.

— Верно, — сказал брат Диас, который смутно помнил, как встречал это имя в пыльном отчёте о Ливонских крестовых походах, когда реорганизовывал библиотеку. — Я думаю, это Якоб из Торна, который был магистром Золотого ордена тамплиеров.

— Вроде был ещё один, который служил папским палачом? — Баптиста веселилась, как будто наслаждалась только ей понятной шуткой. — Или это был Януш из Торна? Или Йозеф?

— Якоб. — брат Диас отпрянул, обнаружив неправильно сложенное лицо эльфийки на неудобно близком расстоянии. Оказывается, сверхъестественным образом она умела ездить на лошади абсолютно бесшумно.

— Солнышко, — сказал Якоб.

Она говорила вялым монотонным голосом, едва шевеля губами:

— За нами следят.

— Что? — брат Диас развернулся в седле в одну сторону, застрял, развернулся в другую, дико уставившись на деревья позади. — Никого не вижу!

— Пытаюсь предупредить, до того, как все заметят, — сказала эльфийка.

Улыбка герцога Михаэля померкла:

— Сколько?

— Три-четыре дюжины. Держатся в полумиле позади.

Единственным намёком на беспокойство, который проявил Якоб, было движение мускула на покрытом шрамами лице.

— А впереди?

Эльфийка поджала свои странно человеческие губы, сузила свои странно нечеловеческие глаза и на мгновение склонила голову набок:

— Пока нет.

Брат Диас прикусил одну из язвочек:

— Вы ведь не ожидаете… проблем… — святые и Спаситель, зачем он использовал это слово, как бы помогая им материализоваться, — Так близко к Святому Городу?

— Я ожидаю всего и ничего, — сказал Якоб, — особенно с тех пор, как получил это назначение. Баптиста! Есть на этом тракте удобные для обороны места?

— Гостиница со стеной к югу от Каленты. «Скатывающийся Медведь». Не могу точно сказать, откуда пошло название. Говорят, император Карл Непостоянный ночевал там по пути на коронацию к Папе. Интересная история, на самом деле...

— Может быть, позже расскажешь, — сказал Якоб.

— Если доживём, — добавила Солнышко. Происходило что-то неладное. Колонна ускорилась, повозка тряслась ещё сильнее, чем прежде. Герцог Михаэль отстал, чтобы что-то срочно прошептать несчастной племяннице. Стражники проверяли как выходит оружие и посматривали на деревья. Бальтазар планировал дождаться темноты и остановки, но мудрый всегда готов воспользоваться моментом. Он повернулся спиной к вознице и тайком вытащил лист с молитвой из рукава.

— Что ты делаешь, волшебник? — пробормотал барон Рикард с проблеском интереса.

Бальтазар разгладил бумагу на крыше фургона, поместив левое запястье с красной полосой точно в центр круга силы, который он начертал на ней:

— Я разрываю это смехотворное основание связывания.

При этой мысли его охватила волна тошноты,