Ельник - Ульяна Ма

в храм проходила через кустарниковый сад, ветви которого дико тянулись к тропинке и порой цеплялись за платье. В это время года все зеленое вокруг темнело, насыщалось прохладой и влагой. Утренние туманы, полуденные моросящие дожди, ночные ливни, мягкая, податливая земля под натиском ступней. Небо затягивалось серой дымкой, из-под нее изредка проглядывало оголенное солнце. Все дышало молитвенной, мирной прохладой.

– Разве можно ни в кого не верить?

– Это не запрещено. По крайней мере, у вас.

– И почему ты решил ни в кого не верить?

Впереди лужа. Дауд перешагнул через нее, не прилагая к этому никаких усилий, а затем подал руку Маре. Она взяла его за ладонь – огромную, сухую и ледяную, а затем с ловкостью горной серны прыгнула через воду. Руку его она не отпустила и продолжила идти, держась за указательный и средний пальцы стража.

– Я видел богов, – Дауд немного наклонился влево, чтобы Маре было удобнее держать его. – Они скупы.

– Как же ты их мог видеть?

– Там, где я родился, ведется столетняя война. Все крепости мира собираются в каменной пустыне, солдаты жарятся заживо на полуденном солнце, гибнут от стрел, мечей, копий, смолы, сливаемой со стен. Каждый из солдат несет бога под сердцем и умирает с молитвой на устах. Они молчат.

– Мой брат сейчас там…Его хранит Всежива.

– Я не видел поклонников Всеживы. Ваша крепость мала и не богата солдатами.

– Всежива повсюду. Она дает нам деревья, цветы, плоды неба и земли, – свободной рукой Мара как бы охватила кустарниковый сад и указала вверх, на шелестящие кроны елей. Так жестикулировала старая жрица всякий раз, когда объясняла Маре основы мироздания.

– Это не ваши слова, госпожа, – с неким снисхождением ответил страж. – Разве Всежива растит овощи в ваших теплицах, она ли прорастила ельник, ей ли вы обязаны цветущими садами на территории замка? Это сделали ваши предки и будете делать вы. Собственными руками.

Мара задумалась. Каблучки ее туфель звонко и неровно цокали по каменной тропинке. Влажная галька отливала влажным черным цветом.

– У твоей крепости… Машинной. Есть бог?

– Нам-Карк’хтагх и есть бог. Бог из машины. Мы его детища.

– Мы – это…

– Нефилимы.

– Быть может, если вы потомки своего бога, то я – дальняя родственница Всеживы? Раз у меня ее дар.

– Вы не были за пределами замка, госпожа. Легко и приятно верить в добрую Всеживу, когда вы не видите пустыню, голые камни, палящее солнце, голод и обезумевших людей, которые едят себя, друг друга и случайных путников. На дорогах за этими стенами нет бога кроме Розда – бога солнца и горячей гибели.

– Люди едят друг друга? – глаза Мары загорелись неподдельным интересом. – Каннибалы?

– Одичавшие люди, госпожа. Вы их зовете упырями. Пустыня не щадит разум одиноких путников. Они сходят с ума, в них просыпается хищный голод. Я видел это много раз. Я не призываю вас отказаться от Всеживы, госпожа, но сам я верить в нее не буду.

– Никогда ничего подобного не слышала и не читала.

– Думаю, юную госпожу тщательно оберегают от зловещего мира. Вас не пугают истории о людоедах?

– Ничуть! – голос Мары звонким эхом прокатился меж деревьев. – Я бы хотела узнать об этом побольше. Может, попросить привезти книги или спросить у учителя…

Аллея проста и оттого прекрасна. Выйдя к розовым кустам, Мара тронула подушечками пальцев нежные лепестки бордовых роз – темный сорт, который доживал до осени, хоть и терял насыщенность цвета. Вскоре уже показалась увитая плющом ограда, ведущая из сада в главный двор. С той стороны все покрыто дырками луж и развезенной повозками грязью, по которой не удастся побегать или поиграть в прятки. Зато скоро зима, а значит, она с Марком будет лепить снеговика и кидать в него снежные комки. Еще можно рыть тоннели под коркой снега или без опаски прыгать с крыши псарни в сугроб. Обо всем этом Мара думала, прохаживаясь меж темных листьев, наблюдая, как крупные последождевые капли катятся по их жилкам.

Под скамейкой, куда Марк клал деньги, стало излишне мокро. Слякоть, как огромное жидкое существо, расползалась повсюду. Тропинки стали непроходимыми, грязь на дорогах, как тесто, умята сотнями неосторожных шагов. Казалось, оступишься, провалишься, увязнешь, и тебя уже никто никогда не найдет. Осень началась слишком внезапно: урожай не собран до конца, не подлатана зимняя одежда, толком не запаслись дровами и хворостом. После кузницы Марк уходил в лиственный лес, где рубил тонкие осины, хрупкие березы, собирал опавшие ветки и вез все это на тележке, колеса которой все время застревали в непроходимых грязевых ямах.

Марк стал заворачивать деньги в кусочек кожи и клал не так глубоко в траву, как обычно. Ему жаль красивые монеты, которые могли промокнуть и испачкаться в холодной жиже.

Возвращаясь домой после кузницы, мальчик размышлял о скорой встрече с Марой – они давно не виделись. Он оставил записку у сторожа сада, который придет сегодня, поэтому спешил домой поужинать, чтобы скорее увидеться с подругой. Но Марк услышал, как из-за угла, где пролегал забор с конюшнями, его окликает знакомый голос. Николь! Марк свернул в темноту переулка, где его тут же схватили за поджилки и вжали спиной в стену. В темноте он едва различил очертания лица Якова, а за ним стояла Николь и еще двое парней, в которых он узнал их друзей.

– Ты забыл о нашем договоре? Думал, и я забуду? – прошипел ему в лицо Яков.

– О чем ты? Я ничего не забыл, деньги под скамьей, раз в четыре дня откладываю с заработка! – Марк испуганно приподнял руки и вытаращил глаза, чувствуя себя напуганной птицей.

– Нет под скамьей нихера. Уже тридцать дней нет.

– Тридцать дней?! Но я откладывал! Все честно, я держу слово!

Яков резко отпустил Марка, и у мальчишки перехватило дыхание от испуга. Но ребята поверили ему, судя по тому, как стали недоуменно переглядываться.

– Значит так. Денег мы не видели уже месяц. Найти их – твоя проблема, не моя. Пока не вернул всю сумму, будешь отдавать в два раза больше. Ты слишком затянул.

– Да не знаю я, где они! – выпалил Марк, но тут же осекся: становилось слишком громко. Яков сжал кулаки, но Николь, положив руку ему на плечо, словно успокоила парня.

– Я все сказал, – Яков плюнул на землю, прямо под ноги Марку. – Через пятнадцать дней проверю. И там должно быть больше, чем обычно.

Как только ребята скрылись за поворотом, Марк стремглав помчал домой, пару раз поскользнувшись на луже. Вовсе не замечая перепачканной одежды, которая теперь липла