Лекарка поневоле и опять 25 примет - Ульяна Муратова

К самой башне пограничников он подходить не стал. Привязал край верёвки к рюкзаку с документами и закинул его через забор. Если эстренцы не совсем конченые, то тонкий намёк поймут, а немого и слепого осудят, не боясь, что он расскажет лишнее.

А вот дальше… примерно через полгодика нервы у рябого начнут восстанавливаться, потому что воздействовал опытный маг филигранно и точно. Если будет к тому моменту жив, этот урод заговорит и наверняка расскажет много чего интересного о местных пограничниках.

Однако навредить Эреру своими показаниями уже не сможет.

Идя через враждебный лес, Эрер в который раз задумался о том, как и когда его жизнь сошла с проложенных рельсов так, что подобные жестокие уроды стали для него привычным и понятным окружением.

И не стал ли жестоким уродом он сам? А если стал, есть ли шанс измениться снова?

Спустя некоторое время Эрер вернулся к границе. Она пролегла перед ним огромной мрачной метафорой, разделяющей жизнь на две части.

Впереди — прошлое. Работа, которую он никогда не хотел. Семья, которая от него отреклась. Жизнь, которую он не помнил. Долг, который обязывал вернуться.

А за спиной — будущее, которое может не случиться.

Ему предстояло сделать выбор.

Что важнее — воспоминания или чувства?

Примета 34: ворошить прошлое — к его возвращению

Тридцатое юлеля. Полночь

Таисия

Дни сменялись днями.

Я навещала беременных пациенток, поприсутствовала на одних родах (и даже не упала в обморок в процессе), вылечила десяток детских простуд, одно сотрясение мозга и зашила парочку резаных ран.

Больше всего я занималась Дичиком. Дневные часы проводила в компании Таллы и Луняши, совершенно истомившейся по «мерзкому и никому ненужному» Давлику, а после заката надевала новые брюки, и мы с Шельмой уходили в лес за осенними соцветиями, грибами и ягодами. Обычно я выбирала полянку посимпатичнее и стреляла на ней по мишеням. Это позволяло обрести внутреннее равновесие, а ещё отпугивало возможных хищников и приучало кису не реагировать на резкие звуки. Возвращались мы обычно сильно за полночь.

Я вроде бы привыкла к размеренной мирной жизни, но всё равно по ночам прислушивалась к шагам за окном, одновременно опасаясь и надеясь услышать стук в дверь.

И однажды он раздался…

На пороге стоял Эрер.

— Лунной ночи, конфетка, — нахально улыбнулся он.

Сердце предательски пропустило удар.

— Что-то случилось? — взволнованно выдохнула я, ища глазами раны на его теле.

Однако их не было.

Зато он купил нормальную одежду и теперь снова был одет так, как в нашу первую встречу: в светлую рубашку с небрежно закатанными рукавами, облегающие брюки и начищенные ботинки.

— Я забыл сделать кое-что важное, — серьёзно ответил он и шагнул ко мне.

Хотела отодвинуться, чтобы пропустить его в дом, но оказалась в плену крепких рук. Одной он прижал меня к себе, а другую запустил в волосы и мягко потянул назад, заставляя откинуть голову. Я подчинилась, мгновенно тая и теряя рассудок в его объятиях. Когда его губы коснулись моих, всё вокруг растворилось в неважности.

Эрер был одновременно и нежен, и беспощаден. Он целовал меня, то завладевая губами, то отрываясь на секунду, чтобы зарыться носом в мои волосы за ухом и шумно втянуть мой запах, словно присваивая его себе. В этом было что-то до странного звериное и первобытное, безжалостно бьющее по самым базовым инстинктам.

Меня никогда не целовали и не обнимали так…

Эрер приподнял меня, но понёс не в дом, а наоборот — на улицу. Одурманенная поцелуями, я не сразу заметила, что на крыше горят свечи, а между ними уютно расстелен плед.

— Позволь пригласить тебя на свидание, конфетка. Тут недалеко, — шало улыбнулся он, и я нервно рассмеялась, боясь выпустить его из рук и проснуться.

Больше всего на свете я боялась проснуться… Боялась настолько, что просто кивнула, широко распахнув глаза. Было до дрожи страшно сказать хоть слово, разрушить этот момент.

На крышу Эрер меня почти внёс — я только дважды попала ногами по ступенькам приставной лестницы, и то скорее случайно. Плед оказался мягким, пожалуй, слишком мягким и удобным, но мне было бы плевать, даже если бы он уложил меня спиной прямо на жёсткий сланец крыши.

Я потянулась за новым поцелуем, как за глотком воды в раскалённой пустыне, пылая от нетерпения сама и едва не обжигаясь о такое же нетерпение, горящее в Эрере. Мы исступлённо целовались, раздевая друг друга, и когда он стянул с меня брюки, а я с него — рубашку, он вдруг замер, зависнув надо мной, и спросил:

— Ты придумала причину?

— Что? — одурманенно спросила я, совершенно не понимая, о чём он, и испытывая физическую потребность в продолжении, а не в разговорах.

— Когда я уходил, я просил тебя назвать причину, чтобы я остался. За эти дни ты придумала причину?

— Я придумала причину тебе заткнуться, Эрер, — честно ответила ему и притянула к себе.

Может, он и способен на такие сложные мысли в данный момент, а вот я — точно нет.

К счастью, он оказался достаточно понятливым. Или придуманная мной причина — достаточно убедительной.

Возможно, мне стоило объясниться с ним и спросить, знает ли он, чем рискует, но в тот момент мыслить разумно я уже не могла — слишком сильно скучала, слишком сильно надеялась на его возвращение и слишком сильно пылала желанием.

Когда на нас не осталось одежды, он накрыл меня своим телом, словно оплёл тяжёлым металлическим канатом, горячим и плотным. Я подалась ближе, изнывая от нетерпения, и полностью раскрылась навстречу долгожданному проникновению. Мы сплелись воедино, и Эрер задал мучительно медленный темп, неумолимо приближавший меня к разрядке.

Я кончила почти сразу, застонав ему в плечо. Он на секунду замер, тяжело дыша, затем толкнулся ещё глубже, заставив застонать ещё громче, а потом сорвался в бешеный ритм, выбивая из меня дыхание и мысли. По телу искрящимися токами удовольствия бежала магия, будоражаще прекрасная, и я не могла понять, кому из нас она принадлежала.

Жадно вдыхая запах наших разгорячённых, покрытых испариной тел, Эрер снова замер на самом пике, войдя до предела. Меня прошибло молнией экстаза, тело откликнулось сладкими спазмами, а я задрожала от переизбытка чувств и ощущений.

На несколько ослепительно долгих мгновений мы замерли неподвижно, осознавая произошедшее. Я всё ещё дрожала и рвано дышала, пережидая внезапный приступ бешеной страсти и осознавая, что впервые в жизни совершенно потеряла контроль