Запятнанный Кубок - Роберт Джексон Беннетт

class="p1">К ТОМУ ВРЕМЕНИ, как я добрался до дома Аны, дождь стих и превратился в тихую дробь. Я не стал стучать; не обращая внимания на то, в каком состоянии она была, я просто ворвался, кипя от злости, мокрый насквозь.

— Привет, Дин, — позвала она из комнаты для встреч.

Я медленно прошел по дому и увидел, что она стоит на коленях перед своим сейсмоприемником, который звенел и лязгал как сумасшедший. Внутри было темно, и я нашел ее мей-фонарь и потряс им. Маленькие светящиеся червячки внутри проснулись, и их слабый голубой свет медленно распространился по комнате.

— Мэм, — глухо произнес я. — Пролом в стене. Нам нужно подготовить вас на случай, если нам потребуется эвакуация.

— Спасибо, Дин, — тихо сказала она. — Я уже собралась. Но необходимости в эвакуации быть не должно.

— Что вы имеете в виду, мэм?

— Я слежу за толчками с тех пор, как они начались, — сказала она, кивнув в сторону своего устройства. — За последний час они постепенно стихали. Это указывает на то, что левиафан отступил, вероятно, дальше на юг, обратно к морским стенам. — Она посмотрела на меня, все еще с завязанными глазами. — Это то, чему их учили.

— Кого?

— Легион, — сказала она. — У них есть оружие, способное отвлечь левиафанов, увести их подальше от городов и поселений обратно к стенам, где их ждут бомбарды. Я полагаю, они планируют расстрелять его там. — Она сняла повязку с глаз и посмотрела на меня. Должно быть, она увидела ужас и ярость на моем лице, потому что попыталась улыбнуться и спросила: — Почему бы тебе не приготовить мне чаю, Дин?

— Простите, мэм? — слабым голосом спросил я. — Чаю?

— Да. Ты так вкусно завариваешь чай, Дин. Думаю, сейчас это было бы кстати.

Я бездумно проделал все действия: разжег маленький огонь в ее плите, поставил на нее кипятиться чайник, достал щепотки сухих листьев из хлопчатобумажных мешочков, висевших наверху, смочил их несколькими каплями воды, а затем тщательно растер в ступке медленными, перекручивающими движениями. Когда чайник завизжал, я взял несколько листочков мяты, разломил их и добавил в смесь, прежде чем поместить все это в ситечко, которое я вставил в носик чайника. Затем я налил две чашки, и воздух наполнился мощным, сложным ароматом.

— Пахнет чудесно, — сказала Ана. Она отхлебнула из своей чашки. — Вкус чудесный.

Я поклонился в знак благодарности, все еще не в силах вымолвить ни слова.

— И я заметила, — сказала Ана, — что ты всегда готовишь его одним и тем же способом. Одинаково крутишь пестик. Те же самые щепотки листьев. Каждый раз одно и то же.

— Друг показал мне, как это делается, — ошеломленно произнес я.

Мы сидели в голубоватом полумраке, сжимая в руках чашки и слушая шум дождя и звук набатных колоколов вдалеке.

— У тебя были друзья, которые собирались куда-нибудь пойти сегодня вечером? — спросила она.

— Несколько. В Инженерном. В последнее время я редко их видел, так как они получили свои назначения некоторое время назад, а я нет, но... — Я замолчал, не зная, что сказать. — Я их не видел. Не успел попрощаться.

— Если они в Инженерном, то должны быть в бо́льшей безопасности, — сказала Ана. — Конечно, это небезопасно, но безопаснее. Они не посылают инженеров, пока не разберутся с самим левиафаном. Затем инженеры оценивают ситуацию и восстанавливают укрепления так быстро, как только могут. Потому что именно тогда все становится сложнее. Они передислоцируют бомбарды, чтобы защитить место пролома, но... естественно, это усложняет защиту любой другой части стен.

— Значит, сейчас моим друзьям ничего не грозит, — сказал я, — но позже?

— Верно и неверно, — сказала Ана. — Пролом — это ужасная вещь, Дин. Теперь мы все в опасности до конца сезона дождей.

— И что нам с этим делать, мэм?

Она пожала плечами:

— Ждать. И наблюдать.

Я не спал всю ночь, как и Ана, слушая перезвон ее хитроумного устройства и ее постоянный лепет, когда она носилась по комнате, открывая книги и поглаживая страницы, наклонив голову набок, иногда читая вслух или излагая какой-нибудь свой странный факт или теорию.

— В третьем кольце используют морекипсы, чтобы протаскивать баржи по каналам, — сказала она однажды, — маленькие раздутые дельфинообразные создания с собачьими мордами, но, очевидно, возникла какая-то проблема с суффозией. Апотекали вывели новый вид устриц, которые могут вырасти до огромных размеров, но в устрице содержится возбудитель, который попадает в воду, и этот возбудитель вызывает у морекипсов сильное возбуждение, все время. По-видимому, они погибают от гона.

— Это так, мэм, — сказал я, измученный.

— Да. Многие шкиперы барж прибегают к кастрации своих морекипсов, но это довольно сложно, Дин, поскольку доступ к соответствующей анатомии не так прост. Или ее невозможно идентифицировать. Тут нужен наметанный глаз и твердая рука — на случай, если ты когда-нибудь будешь искать новую работу.

Я слегка улыбнулся такой ужасной идее. Я знал, что она пыталась отвлечь меня от всего этого ужаса и беспокойства, и я был ей за это благодарен.

Время тянулось. Я уже собирался задремать прямо там, где сидел, но потом резко сел, широко раскрыв глаза.

— Звон... прекратился, — сказал я. — Ваши колокольчики. Все тихо.

— Да, — сказала Ана. Она опустилась на колени перед своим изобретением, которое теперь молчало. Треск разрывов вдалеке тоже стих. — Кажется, это так.

— Вы думаете, они действительно уничтожили его, мэм?

— Возможно. Надеюсь. Сейчас раннее утро. Через день или около того мы узнаем, действительно ли он мертв.

Я побежал обратно в Даретану и обнаружил толпу солдат и сублимов, ожидавших у почтовой станции Стефиноса. Стефинос демонстративно сидел впереди на земле, а когда его спрашивали, он отвечал только:

— Я бы, черт возьми, рассказал вам все, если бы что-то знал.

Мы прождали несколько часов в душном воздухе, бесцельно слоняясь без дела. Мы наблюдали, как над головой проплывали письмо-ястребы — почтовые птицы, которых апоты создали для передачи сообщений на большие расстояния, — но ни одна из них не прилетела к нам, вероятно потому, что мы были слишком близко от Талагрея. Никто не давал нам никаких поручений и не кричал на нас за то, что мы бесцельно слонялись без дела.