«Неправильный герой для сломанного мира» Книга первая: Свет и Тень - TamerlanKorolev

стал суровой проверкой на прочность их странного союза. Холмистая местность, поросшая колючкой, казалась, специально создана, чтобы испытывать их на прочность. Но по мере продвижения, трио начало обретать черты настоящей команды. Если Динэя была её сердцем и совестью, то Ракун и Громор — двумя головами одного организма, которые постоянно норовили друг друга укусить.

Их первая серьёзная битва втроём против стаи [Опустошителей Равнин, Ур. 15] — гиеноподобных тварей со скрежещущими челюстями — едва не закончилась плачевно.

— Правое крыло — моё! — крикнул Ракун, вкладывая в удар Меча Ветра силу недавно освоенного [Водяного Клинка]. Струя сжатой воды, обёрнутая вокруг стали, со свистом рассекла воздух.

— Тактический идиотизм! — прорычал в ответ Громор, его двуручный топор с такой силой обрушился на ближайшую тварь, что та разлетелась на куски. — Ты открываешь фланг! Динэя остаётся без прикрытия!

— А кто тебя, мой зелёный Халк, назначил великим полководцем? — парировал Ракун, изящно уворачиваясь от липкой слюны другой гиены. — Я до сих пор жив, несмотря на твои «гениальные» указания!

С того момента, как Громор присоединился к ним, он, видя в Ракуне «сопливого человечишку», взял его в плотную опеку. Эти «уроки» напоминали попытку перековать хрустальный кубок кузнечным молотом.

— Ты держишь клинок, как барин помело! — орал Громор во время одного из таких занятий. — Вся сила — от земли, через бедро, в плечо! Смотри, глупец!

— А я, дорогой мой Шрек, предпочитаю философию «бей быстрее, болтай потом»! — огрызался Ракун, потирая ушибленное предплечье после того, как орк грубо «скорректировал» его стойку.

В той самой схватке с гиенами их спор чуть не привёл к трагедии. Ракун, пытаясь парировать атаку с двух сторон, отпрыгнул назад — прямиком на путь размашистого удара Громора. Лишь отчаянный крик Динэи и мгновенно воздвигнутая [Световая Преграда] спасли его от участи быть расколотым надвое собственным союзником.

После боя воздух звенел от несказанного напряжения.

— Ты чуть не сделал из меня фарш, Гремлин двухметровый! — налетел на орка Ракун, тыча пальцем в его бронированную грудь.

— А ты своей клоунской прытью подставил под удар жрицу! — рявкнул Громор, его ноздри раздулись. — Ты думаешь только о своём «я»!

Динэя бесшумно встала между ними. Руки на бёдрах, взгляд, способный усмирить и бурю, и двух упрямых воинов. Она не стала жестикулировать. Она просто смотрела на них — строго, без осуждения, но так, что оба, будто провинившиеся ученики, понуро опустили головы.

Вы оба — сильные бойцы, — говорил её безмолвный взгляд. Но вместе вы — два слепых котёнка в кузнице дровосека. Хватит. С сегодняшнего дня вы будете тренироваться вместе. И учиться слышать друг друга. Не только ушами.

И они, скрепя сердце и скрипя зубами, начали. Сквозь сарказм, язвительные комментарии и ворчание, они по крупицам собирали общую тактику. Ракун, с его феноменальной ловкостью и зарождающейся магией Воды, стал идеальным «клинком» — он находил бреши в обороне, расстраивал ряды и отвлекал. Громор, непробиваемая скала, стал «щитом» — он принимал на себя главные удары, прикрывал фланги и создавал простор для манёвра. А Динэя стала «сердцем» и «волей» — не только исцеляя, но и ослепляя врагов вспышками, возводя барьеры и своими стремительными атаками завершая начатое другими.

И это сработало. В следующей же стычке с бандой [Разбойников-мутантов, Ур. 16] они действовали как отлаженный смертоносный механизм. Ракун водяными клинками рассекал слабые точки в доспехах, Громор мощными взмахами топора крушил сомкнутый строй, а Динэя, кружась в смертоносном танце, обезвреживала метателей и контролировала периметр. Они даже разработали совместный приём: Ракун создавал плотную водяную завесу, заставляя врагов сбиться в кучу, а Громор, словно таран, проламывал её, сметая всё на своём пути мощным вращательным ударом.

— Ну что, Кузнечик на стероидах, — тяжело дыша, но с довольной ухмылкой произнёс Ракун, когда последний мутант рухнул бездыханным. — Почти красиво вышло. Для тебя.

— Почти, — фыркнул Громор, вытирая с топора зелёную слизь. Но в его глазах, привычно суровых, мелькнула искорка чего-то нового — холодного, оркского, но несомненного уважения. — Для щуплого заклинателя.

Пока «мальчики» учились не убивать друг друга в процессе спасения мира, Динэя оттачивала собственное мастерство. Она проводила часы в тренировках, превращая свою врождённую грацию в грозное оружие. Её движения были стремительны, как удар кобры, и точны, как полёт сокола. Иногда Ракун заставал её за этими занятиями и замирал, заворожённый. Это была не святая, не хрупкий цветок. Это была воительница.

— Эй, святая Джеки Чан, — подзывал он её. — Покажешь, как так элегантно ломать хребты? А то мой зелёный братец по оружию опять пытается вбить мне в голову свою теорию «истинной силы», от которой у меня скоро мозоли на мозгах появятся.

Динэя с лёгкой улыбкой показывала ему несколько связок, а Громор в это время ворчал, что «все эти пируэты против настоящего воина — пыль», но сам при этом внимательно следил за её работой ног и постановкой корпуса, оценивая технику с профессиональным интересом бойца.

Но самой большой неожиданностью стала эволюция Громора. Однажды вечером Динэя подсела к нему и, глядя прямо в глаза, жестами спросила, не хочет ли он найти внутри себя точку покоя, чтобы ярость стала инструментом, а не хозяином.

— Сидеть сложа лапы и слушать тишину? — Громор смотрел на неё, словно она предложила ему летать. — Я — орк! Мы не медитируем! Мы крушим!

— Сила, которая управляет тобой, в итоге сломает тебя, — парировала Динэя, её пальцы двигались плавно и уверенно. — Ты же уже проходил этот путь. Разве нет?

Упрямство орка не устояло перед её тихой, но несгибаемой настойчивостью. И вот однажды на рассвете Ракун, проснувшись от странного чувства покоя, стал свидетелем невероятного зрелища. Огромный Громор сидел на краю обрыва в немыслимой для его телосложения позе, старательно сложив ноги. Его глаза были закрыты, а лицо, обычно искажённое гримасой ярости или отчаяния, было удивительно безмятежным. Он дышал медленно и глубоко, и в этих вдохах и выдохах была какая-то древняя, почти звериная мудрость.

Ракун не удержался.

— Что, Халк, ищешь нирваны? Надеешься, что твоя горная богиня вернётся, если ты достаточно глубоко засядешь в позе лотоса?

Громор не открыл глаз, но уголки его губ дрогнули.

— Нет. Я ищу тишины, чтобы заглушить рёв внутри.