«Неправильный герой для сломанного мира» Книга первая: Свет и Тень - TamerlanKorolev

Ракун с удивлением понял, что его колкость не сработала. Он видел, как этот исполин, олицетворение необузданной мощи, искренне пытался измениться. И в этом было что-то... впечатляющее.

Именно в такие моменты Громор начал замечать то, что от него ускользало. Он видел, как взгляд Ракуна задерживается на Динэе, когда та думает, что её не видят. Не просто взгляд соратника или защитника. В нём была смесь восхищения, нежности и той самой ярости, которую Громор знал так хорошо — но направленной не на разрушение, а на защиту. Он видел, как пальцы Ракуна слегка подрагивают, когда он передаёт ей кружку с чаем, будто боясь коснуться и в то же время жаждая этого прикосновения. И он видел, как Динэя, эта безмолвная буря света, смягчается и расцветает, как пустынный цветок после дождя, под его колючим, саркастичным вниманием.

Однажды вечером, когда Ракун в сотый раз ворчал, натирая свой меч, Громор, сидя у костра, не глядя на него, произнёс своим низким, гулким голосом:

— Ты слеп, человечишка.

Ракун поднял голову, насторожившись.

— Это к чему, зелёный пророк?

— К тому, что сражаешься ты неплохо. Учишься. Но самое главное — видеть не хочешь. — Орк бросил в огонь сухую ветку, искры взметнулись к ночному небу.

— Я вижу врагов, дорогу и твою необъятную спину, которая постоянно загораживает весь вид. Что ещё нужно видеть?

— То, что прямо перед тобой. То, что стоит рядом. — Громор медленно повернул голову, и его тяжёлый взгляд скользнул по спящей Динэе, а затем вернулся к Ракуну. — Ты смотришь на неё, как на свою ношу. Как на долг. А воин, который не видит сердца битвы, обречён проиграть. Даже если выиграет сражение.

Ракун замер, клинок в его руке застыл. Он хотел отшутиться, выдать язвительный комментарий, но слова застряли в горле. Он просто смотрел на орка, и впервые за долгое время ему нечего было сказать.

Позже, когда они уже готовились ко сну, Громор, проходя мимо, бросил ему на ходу, тихо, чтобы не разбудить Динэю:

— Она смотрит на тебя так, будто ты не слуга тьмы, а её единственное солнце. Глупо, да. Но так же глупо этого не замечать.

И он улёгся, оставив Ракуна наедине с огнём и собственными мыслями, которые вдруг зазвучали слишком громко в ночной тишине.

Так, шаг за шагом, они менялись. Ракун, под чутким, безмолвным руководством Динэи, открывал в магии Воды новые грани. Он научился создавать не только клинки, но и упругие щиты из сжатой воды, и даже покрывать землю тонким, скользким льдом. Громор, погружаясь в медитацию, становился не слабее, а сосредоточеннее. Его удары не теряли мощи, но обретали хирургическую точность. Он начал видеть поле боя не как арену для слепого разрушения, а как сложный пазл, где каждый их шаг должен был вести к общей победе.

А Динэя, наблюдая за ними, чувствовала, как в её груди распускается тёплое, щемящее чувство. Эти двое — саркастичный, ранимый человек и угрюмый, ищущий искупления орк — стали её семьёй. Она видела, как они, сквозь все ссоры и взаимные подначки, в бою без раздумий подставляют плечо друг другу. И как они оба, словно сговорившись, мгновенно смыкали ряды, стоило ей оказаться в малейшей опасности.

В одну из таких тихих ночей, глядя на спящего у второго костра Громора, Ракун тихо сказал Динэе:

— Знаешь, а он, пожалуй, не так уж и плох. Для перекачанного Гремлина с замашками философа.

Динэя улыбнулась, и в свете пламени её глаза сияли, как два изумруда. Она коснулась его руки, жестом сказав: А ты не так уж и плох для саркастичного человечишки, который только учится быть героем.

Ракун фыркнул, но не стал отнимать руку, и лёгкое прикосновение её пальцев согревало его куда сильнее, чем костёр. И в тишине, под аккомпанемент мерного храпа орка и потрескивающих поленьев, три самых невероятных союзника во всём Тарнхольде понимали, что находят друг в друге не просто боевых товарищей. Они нашли опору, доверие и ту странную, колючую снаружи и тёплую внутри дружбу, что рождается только в огне общих испытаний и оттачивается до блеска взаимным, пусть и никогда не высказанным вслух, уважением. А кое-кто из них, возможно, находил и нечто большее. И самый проницательный среди них, как ни странно, уже всё понял.

Глава 24-31 ФИНАЛ

Глава 24: Лес Павших

Переход через Равнины Ветров оказался на удивление спокойным. Слишком спокойным. Воздух, некогда напоённый свежестью и запахом полыни, стал тяжёлым и неподвижным, будто мир затаил дыхание в ожидании чего-то. Впереди, там, где должны были выситься огненные пики Пылающих Утёсов, зыбилась маревами странная, неестественная пелена.

— Что-то не так, — первым нарушил молчание Громор, остановившись и втягивая воздух. — Земля не пахнет. Вообще. Ни прахом, ни жизнью. Ничем. Как в склепе.

— Может, это твой нюх от медитации притупился, о великий следопыт? — по привычке съехидничал Ракун, но и сам чувствовал нарастающую тревогу. Его интуиция, дар Режиссёра, тихо, но настойчиво гудела, словно предупреждая о невидимой пропасти.

Динэя стояла, прикрыв глаза, её пальцы сжимали жезл. Она медленно провела рукой по воздуху, и её лицо исказилось от болезненного недоумения.

«Порядок вещей нарушен, — её пальцы дрожали, вычерчивая слова. — Нити судьбы спутаны. Здесь нет ни вчера, ни завтра. Только вечное сейчас, полное боли».

Войдя в зыбкую пелену, они поняли, что это не просто туман. Это была граница. Воздух затрепетал, и пейзаж изменился. Они оказались на опушке леса, какого никто из них не видел никогда. Деревья с листьями из сияющего хрусталя тихо звенели на безветрии, а ручей с водой цвета жидкого серебра беззвучно струился вверх по склону холма. Тени от стволов ложились не туда, куда должны были, и жили своей, отдельной жизнью, перетекали и меняли очертания.

— Лес... шепчет, — сдавленно произнёс Ракун, и по его спине пробежали мурашки. Это не был звук. Это было ощущение, возникающее прямо в сознании — тихий, навязчивый гул из обрывков чужих мыслей, сожалений и страхов.

[Обнаружена аномальная зона: «Лес Павших Шёпотов». Статус: «Дисбаланс Реальности». Опасность: Высшая (психологическая/экзистенциальная).]

— Не нравится мне это место, — рыкнул Громор, сжимая рукоять топора. — Идём в обход.

— Не выйдет, —