Память мёртвых на Весах Истины - Анна Александровна Сешт

Подчинившись порыву, Шепсет накрыла ладонью его руку, чуть сжала.

– Как его звали? – тихо спросила жрица. Она хотела запомнить этого человека, который считал своим долгом помочь не только мёртвым, но и живым. Возможно, даже её собственной семье, потому что голодный бунт в тот год коснулся и Сет-Маат, как теперь.

– Интеф. И эта женщина даже не явилась на его погребение, понимаешь? – голос воина дрогнул то ли от скорби, то ли от гнева, а губы искривились в жестокой, совсем чужой для него усмешке. Шепсет даже не думала, что он так умеет. – Словно он был для неё никем. Недостойным её по высоте положения. Но он был командиром отряда меджаев. Элиты стражи некрополей. Лучшим. А она… просто не пришла. И я поклялся больше никогда ни о чём её не просить.

Они молчали. Нахт не отнял руку, но и не смотрел на Шепсет. Перед глазами у него явно сейчас стоял не этот безмятежный сад на границе миров, а тот страшный день голодного бунта. И мать, предавшая семью.

Шепсет не понимала только, почему Мутнофрет так хотела оставить Нахта подле себя теперь. Вряд ли ведь только из выгоды? Какая ей была выгода от молодого меджая. Скорее всего, она хотела как-то всё исправить, по-своему… вот только говорить об этом Нахту сейчас было не время.

– Я рада, что в твоей жизни всё это время были Усерхат и Садех, – тихо сказала жрица. – Они так любят тебя. Это очень важно – когда семья любит и принимает тебя. Прости, что вообще начала этот разговор…

Нахт перехватил её руку.

– Не извиняйся. Просто теперь ты знаешь её лучше, – он усмехнулся немного смущённо. – И меня.

– Благодарю за доверие, меджай, – отозвалась Шепсет, и говорила она совершенно искренне.

Глава XIII

32-й год правления Владыки

Рамсеса Усермаатра-Мериамона

Шепсет

К мёртвым лучше всего было взывать в некрополях, даже если там нет нужной гробницы. Ложные двери, тропы духов, истончающееся пространство привычной реальности… Здесь их голоса звучали ярче всего – легче было получить ответы с Той Стороны. Ну а Нубт сам по себе оказался необычным городом, где граница между пространствами была зыбкой, как тончайшая ткань.

Сумерки сгущались. Девушку никто не останавливал, когда она прошла по узким улочкам, миновала сады и возделываемые земли и наконец остановилась на тропах у разрушающихся мастаб. Вдалеке высилась ступенчатая пирамида, отмечавшая храм и подземные святилища. Шепсет не знала, какой облик имеют эти катакомбы днём, и не решилась бы проверять. Может, камни давно обрушились, и вечные пески захватили всё безвозвратно. А может, и самого храма по эту сторону жизни уже давно не было…

Насколько глубоко в некрополь нужно заходить, Шепсет не знала – просто следовала за ощущениями. Хека бесшумно ступала рядом, ведя её и охраняя. На периферии зрения мелькали смутные тени, и вдалеке слышались шепчущие голоса, тихие, как плеск волн Итеру в ночной заводи. Это было чем-то привычным и давно уже не пугало. Шепсет жалела лишь, что среди этих далёких голосов не могла расслышать родной, нужный, который точно мог бы дать ответы на все вопросы.

Выбрать место для медитации оказалось неожиданно легко – её привлекла одна из мастаб, где жрица нашла уютную нишу старого сердаба[44] с обрушившейся стеной. Сейчас, в сумерках, одна форма наслаивалась на другую, как отражение в мутной воде. Шепсет видела эту мастабу, какой та была недавно отстроенной, и видела её нынешнюю, изъеденную жадным временем.

Жрица присела, разложила на отрезе льна небольшие подношения для мёртвых – взяла со стола Таа то, что Нахт не успел съесть подчистую. Потом поставила маленький масляный светильник, который позаимствовала в доме с тем, чтобы потом вернуть. Мёртвые ценили уважение, и каждый жрец Инпу и Инпут знал, что приходить в их дом без подношений, хотя бы символических, не стоило. Ведь разве вторгаешься ты в дом к незнакомцу, не испросив разрешения и не принеся с собой подарок?

Огонёк светильника подрагивал в полумраке. Ветер шелестел песком среди древних камней, присыпая утоптанные дорожки среди гробниц. Шепсет успокоила дыхание, настроилась. Чёрная собака устроилась рядом с ней, прижалась тёплым боком и теперь тоже смотрела в огонь. Показалось или меж полуприкрытых век промелькнули зелёные искры? Возможно, игра света и теней. Но жрица ведь всегда знала, что Хека не просто собака, а создание, спокойно перемещавшееся по обе стороны бытия. Посланница Богини, проводник душ, связанная с Шепсет особой нитью, о чём и предупредил Сет. Вот только это видение-предупреждение скорее пугало, напоминая, что нынешняя жизнь дана взаймы.

Девушка отбросила эту мысль, не желая обдумывать дальше. Сколько ей ни отведено теперь – это всё равно больше, чем было у неё прежде, когда её жизнь решили прервать, а саму её суть – расколоть на части и погрузить в забвение.

Огонёк затрепетал, и Шепсет вернула внимание в прежнее русло. Перед ней стояла задача, которую жрица не вполне понимала, как исполнить. Как расспросить мёртвых о том, кого она никогда не знала и не могла помнить? Как найти его среди них, если не было ни следа, ни запаха, ни привкуса личности?

«Каким же ты был, старший царевич Рамсес?.. Или… какой ты есть?»

Если бы Шепсет могла, то спросила бы Владыку, попросила показать хотя бы отголосок. Но присутствие Усермаатра само по себе было зыбким отголоском, который жрица теперь не могла нащупать и ощутить… Решение лежало на поверхности, хоть и пришло не сразу. Ну конечно же! Руджек, главный телохранитель Владыки, был знаком со старшим царевичем. Руджек и его отряд могли дать все ответы, и они всегда оставались где-то рядом – помогали и направляли, и прежде приходили в видения Шепсет незваными, когда она ещё не до конца вспомнила и осознала себя.

Вздохнув, жрица погрузилась глубже в транс, уже осмысленно, а не интуитивно, соединяясь со своей Силой – с её вторым Ка, обитавшим по Ту Сторону, знавшим запутанные пути Росетау, ведавшим имена Врат и их Стражей, видевшим лики обитавших в Дуате сущностей и слышавшим их голоса.

Шепсет заглянула в более тёмное своё отражение, а потом вдруг оказалась с ним спина к спине, разделённая и единая. И теперь это состояние было столь же естественным, как и прежде, когда она приняла себя. Возможно, даже ещё более естественным с тех