Королевская судьба - Морган Хауэлл

же это вызвано, когда почувствовала слабый запах. Он был почти неуловим, но она сразу же узнала его. Атур! Если я его чувствую, то воздух должен быть густым от него. Неудивительно, что он странно на меня смотрит. Дар не могла понять, выдавал ли этот аромат ее чувства или Ковок-ма, но осознание этого усилило ее неловкость. Она некоторое время смотрела на Ковок-ма, прежде чем вспомнила, что должна обратиться и к нему.

– Ковок-ма, ты показал, что умеешь общаться с вашавоки. Мне нужен эмиссар, который сможет говорить с Великой Матерью вашавоки.

Ковок-ма поклонился.

– Тогу-ма, Зор-ят примет тебя в своем ханмути. Иди, отдохни от своего путешествия. Ты доставил мне удовольствие.

Когда Тогу-ма поклонился, Дар обратилась к Ковок-ма.

– Ковок-ма, мы должны продолжить разговор.

И Дар, и Ковок-ма молчали, пока Тогу-ма не вышел из палаты.

– Ковок, я скучала по тебе.

– Мут Маук, пожалуйста.

– Зови меня Даргу, когда мы остаемся одни.

– Ты не Даргу. Теперь ты Мут Маук, и мы никогда не сможем остаться наедине. Мутури запретила это.

– Когда ты станешь моим минтари, это не будет иметь значения.

– Если ты укусишь меня за шею, твоя власть будет выше ее во всем, кроме одного: мы должны получить ее благословение, чтобы заниматься любовью. Без него ты станешь твадой.

– Я уже была твадой.

– Это было по-другому. Ты стала твадой по священным причинам. Когда ты вернулась из тьмы, ты больше не была неприкосновенной. Твада, о которой я говорю, длится вечно. Это как смерть.

– Быть в разлуке с тобой – это то же самое, что быть твадой, – сказала Дар.

– Прежде чем ты будешь так говорить, позволь мне рассказать тебе сказку?

– Что это за история?

– Когда я был маленьким, я сопровождал своего отца в путешествии. Он взял с собой козу, которая была уже слишком стара, чтобы давать молоко. Когда мы дошли до хребта, который лежал далеко от нашей стоянки, он заставил меня прогнать козу. Затем мы отправились домой. Мне стало любопытно, и я спросил, почему мы так поступили. Отец сказал, что эта коза – для призрака.

– Призрака? – спросила Дар.

– Хай. Я был сильно озадачен, но отец не стал больше говорить об этом. Однако, его слова остались со мной, ведь я никогда не видел призрака. Прошла зима, и следующей весной я был признан достаточно взрослым, чтобы бродить в одиночестве. Тогда я вспомнил о призраке и решил увидеть его.

– И увидел?

– Не в первую поездку на хребет. Три раза я ходил туда. Последний раз, когда листья опали с деревьев. Тогда я увидел ее. Призрак был не похож на мать, которую я когда-либо видел.

– Как?

– Она напоминала животное. На ней были шкуры, а не одежда. Было холодно, а у нее не было ни плаща, ни обуви. И она была настороже, как любое дикое существо. Когда она увидела меня, то убежала.

Дар понял, к чему клонится эта история.

– И эта мать была твада.

– Хай. Мутури рассказала мне, когда я спросил о ней.

– И что она сказала?

– Только то, что она была матерью, которая совершила запретный поступок со своим велазулом.

– Ты имеешь в виду запрещенное ее мутури.

– Хай, – сказал Ковок-ма. – Она была изгнана, чтобы навсегда остаться безымянной и мертвой для всего своего клана. Никто не мог говорить с ней или как-то признать ее.

– А что с ее велазулом? Он тоже был изгнан?

– Он был опозорен, но остался среди уркзиммути. Сыновья слабы. Матери – нет.

– Ты когда-нибудь видел ее снова?

– Три зимы спустя, когда я искал потерявшуюся козу, я наткнулся на нору. Она была круглой и выложена камнями. Были остатки крыши. Она провалилась внутрь. Под ней лежали кости.

– Ее кости?

– Думаю, да. Они принадлежали нашему роду.

– Значит, она умерла в одиночестве.

– Ты тоже, если совершишь хоть одну ошибку.

– Ты считаешь меня слабой?

– Нет, но я все еще боюсь.

– Я не хочу причинять тебе боль.

– Но ...

– Мне нужно, чтобы ты был рядом со мной. Я не могу делать все в одиночку.

– Ты найдешь других, более достойных, чем я.

– Кто будет говорить с Гиртой, если не ты? Гарга-ток? Он испугает ее. Ему не хватает твоей мягкости и умения владеть речью вашавоки.

– Но мутури скажет.

– Она передумает.

– Ты не знаешь ее так, как я. Она решительна, и ее слово – закон.

– Я хочу, чтобы ты стал моим минтари, – сказала Дар. – Откажешься ли ты от такой чести?

Ковок-ма смотрел на Дар, и его лицо выдавало его внутреннюю борьбу. С угрызениями совести Дар подумала, что он выглядит несчастным. Затем он опустил голову.

– Сыновья слабы, – сказал он низким голосом.

Дар спустилась с трона, решив принять меры, пока его возражения не стали сильнее.

– Согни свою шею.

Ковок-ма торжественно опустился на колени, а затем опустился еще ниже, так что его руки уперлись в пол. Когда Дар опустилась на колени рядом с ним, он смотрел не на нее, а вниз. Она откинула его волосы в сторону, обнажив шею, и в тот момент, когда она коснулась его, ее охватила тоска. Его запах вызвал воспоминания о дворе в Таратанке, когда она лежала на нем обнаженная, ощущая его тело всеми своими чувствами. Дар понимала, что совершает поступок, о котором, скорее всего, пожалеет, и понимала, как Ковок-ма борется и страдает.

Дар почти отстранилась. Вместо этого она наклонилась еще больше, пока ее губы не сомкнулись на шее Ковок-ма. Его кожа была теплой и мягкой. Аромат наполнил ее ноздри.

– Я чувствую запах атура, – прошептала она.

– Ты также чувствуешь мой страх?

Дар отпрянула, уловив кислую нотку. Возможно, Фатма обострила обоняние вашавоки, а возможно, воспоминания о прежних королевах заставили ее распознать этот запах. Так или иначе, она знала, что Ковок-ма боится. Несмотря на это, она снова прижалась губами к его шее. Она целовала его по-оркски, проводя языком по его коже, наслаждаясь ее вкусом.

Ковок-ма произнесла хриплым голосом.

– Кусай, а не целуй!

С внезапным гневом Дар сильно укусила его и почувствовала вкус крови. Затем она отпрянула, в ужасе и недоумении от того, что натворила.

Ковок-ма оставался неподвижным, глядя,