Сад искусителя - Робин Штенье

Совет Империи давно стал номинальной единицей в политических делах, разделившись поровну на сторонников Михаэля и последователей Люцифера, и раз сегодня они двое объединились, дабы выдать Змею право расследовать убийство Адама и Евы, решение было принято единогласно. Никто не пытался спорить или задавать вопросы, с чего новоявленный сыщик начнет работу. С допросов всех сопричастных? Отлично! Почему нет? Конечно, уже допрашивали кого только можно и кого нельзя, но ведь взгляд со стороны! Свежий взгляд…

Михаэлю казалось, что он отлично знает почему, собственно, нет, но даже для себя не смог сформулировать. Только голова болела от перенапряжения, и стоило прикрыть глаза, как мерещилось, будто Змей склоняется над телами, выставленными специально для него в морге, гладит их по головам и бормочет:

— Бедные мои… Бедные… Ничего, я все исправлю. У меня еще есть время, чтобы все исправить.

После в том видении тела исчезали, но в реальности оставались на своих местах в холодильных камерах. Михаэль проверил их, как и камеры наблюдения, как и магический фон… И все равно не мог поверить в это, не мог успокоиться.

Люцифер, кажется, разделял его чувства, но начавшейся череде допросов препятствовать не стал, выбрав выжидательную позицию.

Что ж, значит, Михаэль так же подождет.

1. Эль — (Элóах, Элóга, Ил, Илу) в западносемитской мифологии — верховный Бог-Творец Угарита и Финикии, и некоторых народов Ханаана. Эль (Илу) — творец мира, отец многих богов и всего живого, владыка времени.

Глава 15. Сейчас и тогда. Степ-аэробика

Сапольски был чертовски прав, когда шутил в своей книге, что рождаться надо здоровым и в богатой семье. Ева в новом теле и с новыми возможностями прочувствовала всю суть этой фразы. Вот стало ей плохо — вжух! и вылечили. Или с курткой: приспичило прогуляться по морозу — вжух! пожалуйте зимнюю одежду. И обувь тоже пожалуйте. И даже перчатки и шарф, которые заботливая Стефани добавила в компанию к шапкам, взятым по принципу «пусть будут». В общем, у Евы теперь имелось все для долгой и счастливой жизни, кроме ответа на вопрос: какого хрена?

Какого хрена Адам наобещал ей с три короба от книжки на почитать до составить компанию для прогулки, а сам свалил в неизвестном направлении после встречи с Люцифером? Чего тогда, спрашивается, ныл? «Не уходи-и-и!» Ну вот, не ушла! Сидит на попе ровно в той самой рубашке с заколдованной пуговицей, Сапольски слушает, которого нашла с помощью Шемеш, потому что кое-кто обещания держать не умеет! Вот! И тут сразу еще одно «какого хрена?» — какого хрена она вообще переживает за него? Решил убиться о падшего ангела? Принца. Ну и флаг ему в руки! Ей-то чего? Не ее вина ж! Не ее ведь? Раз провидение молчит, значит, не ее…

Ладно, задаваться почти что риторическими вопросами можно сколько угодно, потому что сама Ева на них не ответит. И Шемеш вон тоже не отвечает, потому что хитрый Змей заморочился с «родительским контролем». ИИ так и говорит теперь, стоит попытаться спросить чего посерьезнее. Таким образом, оставался только сад с подсказкой от мамкина рок-н-рольщика. Папкиного. Значит, надо сходить и посмотреть.

Она долго решалась, боясь, что одна не справится — вылетит из тела, а возвращать обратно, кажется, умел только Адам. Но книга закончилась, и начать новую значило расписаться в собственной никчемности, а ей больше не хотелось оставаться никчемной. Нельзя, раз уж у нее теперь и новое тело, и возможности, и даже глаза, с которыми все равно можно увидеть. Потому Ева отказалась, когда Шемеш предложила начать следующую, прошла в гардеробную и принялась переодеваться. Теплые джинсы, свитер, поверх него натянула обратно рубашку с зачарованной пуговицей — в куртку вроде бы уместилась и ладно. Дальше показавшиеся невероятно удобными ботинки, жаль, что после них, скорее всего, невероятные мозоли останутся. Ну, ничего, понадеемся на наличие у Змея волшебного пластыря или хотя бы обычного.

«Подорожником обойдешься» — хмыкнул «голос разума», которому надоели все эти бессмысленные риторические вопросы вместо действия.

Но если с экипировкой проблем не возникло, то с нужным выходом очень даже. Путь с парковки вел в гараж и дальше в город Стефани, куда из-за Люцифера лучше не соваться, благо и не требовалось. Ева попыталась найти проход на противоположную сторону, но ничего похожего не обнаружила, только один-единственный лифт, на котором пришлось подняться на этаж выше, где она пока еще ни разу не была. И снова облом. Нет, вид на научно-фантастический город открывался, конечно, шикарный, а все равно не тот, что требовался. Да и чего ей там делать? Вдруг магия начнет сбоить, и так же легко, как с обитателями мира Стефани, поговорить не получится? В общем, вау, круто, но точно в другой раз. Проверить следующий этаж и снова обломиться? О каком выходе могла идти речь на третьем?

Немного поторговавшись с собой, она решилась отправиться в медблок и расспросить Змея напрямую. Даже диалог в голове промотала по нескольку раз, как он будет уверять, что сад самый обычный, а она доказывать, что пока собственными глазами не убедится — не успокоится. Но стоило подняться, как вся решимость схлынула, потому что в конце коридора у окна о чем-то спорили Адам со Змеем. Вернее, взъерошенный Адам, без пиджака и жилетки, в одной рубашке с закатанными рукавами что-то высказывал, активно жестикулируя, а Змей просто стоял и слушал со скучающей миной на лице. Взрыва не случилось, потому что мальчишка почувствовал ее присутствие раньше, чем провидение подсказало хоть слово из его гневной отповеди. Он обернулся. Ева отшатнулась и вжалась в стену, испугавшись ледяных молний в уставившейся на нее синей бездне. Отвернувшись, она не заметила, как он прошел мимо — бешеный стук сердца заглушил чужие шаги, и очнулась, когда загудел лифт, увозя Адама вниз. Навстречу к Люциферу. Бежать вслед за ним было бессмысленно, но она кинулась к кнопке вызова и выругалась, потому что та не сработала.

— Не переживай за него, милая. С ним все будет хорошо, — непонятно как оказавшийся рядом Змей покачал головой и положил руку ей на плечо, заставляя остановиться.

— Да какое хорошо? — вспылила Ева, больше на себя и собственную слабость, заставившую позорно отступить в самый неподходящий момент. — Он же в город поехал! А там!..

— А там