Трехликий II: Черная стража - Даниил Тихий

повороте обнаружилась телега, абсолютно целая и полная необработанной руды, а чуть ниже по склону — плавильня, с обмазанными глиной избушками, в которых ночевали рудознатцы. Друм провёл рукой по заплетённым косам бороды и с горечью в голосе проговорил:

— Здесь добывали и здесь же плавили, отправляя в город готовые «чушки», и здесь же, судя по всему, умерли.

Серриса приподняла маску и плюнула на камни:

— Туда им и дорога. Не забывай, что они не настоящие, карлик. Теряют память, так же как мы, а затем, перерождаются.

Карл хмыкнул и пробурчал:

— Будто бы мы… настоящие.

Лагерь шахтёров проверили мельком, спустившись по насыпи, идущей к плавильне и специально созданной для доставки туда руды. Раскрытые ставни утлых домиков хлопали на ветру, одна уже болталась и скрипела на всю округу, не выдержав столкновения со стихией.

Что и говорить, без руки, управляемой разумом, любое жилище очень быстро теряет свою привлекательность.

Если на снегу и были какие-то отпечатки их могло замести буквально за несколько часов до прибытия группы и говорящий за мёртвых понимал это. Дома стояли открытыми на распашку. Осматриваясь, убийца отметил, нестандартную для карлов архитектуру. Все их дома в городе начинаются с круглого входа, низкого для человека выше среднего. А тот, кто мастерил эти избы из камня и дерева, предпочитал стрельчатые формы входных дверей. Они стояли открытыми. Воров в горах не водилось, да и красть тут было особо нечего. Проверив очаги и убедившись в том, что они ледяные, ходоки вернулись к скале.

Двигаясь по отмеченной пирамидками булыжников дороге, они оказались за поворотом, где снова взвыл ветер и ударил в их лица снежной крупой. Сквозь буйство стихии, проступил квадратный зев штольни.

Перекрикивая шелест хлещущих по маске ледяных песчинок, мечник остановился и махнул рукой Виллерту:

— Ты первый! — Из-за разбушевавшейся стихии людям приходилось жаться к скале. — Проверишь на ловушки и дашь отмашку если вход свободен.

Показатель внимательности Виллерта не был его сильной стороной. Но трёхликий делал ставку на невероятную живучесть алебардиста. Воин скрылся в прямоугольном, немного перекошенном проёме шахты и показался в этой мрачной арке через половину минуты, призывно взмахнув свободной рукой.

Отряд втянулся под серые своды.

Внутри гулял сквозняк, ощутимо тянуло по ногам. Корзина световых камней, распространяющий вокруг себя пусть и скудное, но пригодное для грубой работы освещение, стояла прямо на входе.

Взглянув на их свойства, трёхликий понял, что эти камни не выносят на солнце, чтобы те не переставали светить. Впрочем, его отряду они были без надобности.

Виллерт, Серриса и Ликвик не нуждались в источниках дополнительного освещения. Причём и алебардист и некромантка уступали тёмному эльфу. Во мраке он видел лучше всех. Один только Друм уже рисовал на себе руну Иргус, позволяющую видеть в темноте.

Что до говорящего за мёртвых, он больше не нуждался в подобных «костылях». Все принятые системой как известные его аватару руны, были нанесены на различные, не металлические детали его доспехов. Конкретно Иргис — была выдавлена магией некромантки на внутренней стороне мягкого слоя его шлема, выполняющего роль подшлемника и основы для чешуйчатой брони.

Волевое усилие инициировало активацию. Трёхликий моргнул и сумрак, разбавленный светом кристаллов, отступил безвозвратно. Демон внутри доспехов шевельнулся и зашипел в его разуме, хладнокровный и голодный, он предчувствовал активность хозяина.

Иргис действовала куда как слабее чем обычно. Снизилась дистанция, а затраты на активацию, напротив — выросли. Виной тому был металл доспехов, искажающий любые заклинания и оттого нелюбимый чародеями всех мастей. Впрочем, за время приключений в вирте, говорящий за двоих существенно приумножил внутренний резервуар энергии и мог себе позволить не экономить.

Пока отряд готовился, укрывшись от ветра в каменной кишке, позади них у самого входа хлопнули крылья и раздалось знакомое карканье. Ворон пролетел между обернувшимися ходоками и ударился об землю, перекатываясь и поднимаясь с земли стройным, гибким эльфом.

Тёмным эльфом.

— Приветссствую вассс наёмники. Я Ник’Кимор, верный слуга нашего общего госссподина.

Затянутый в кожаный доспех, в плаще с глубоким капюшоном, покрытым чёрными перьями, слуга колдуна говорил на всеобщем языке, щедро сдобренным уже привычным акцентом.

— Вчера утром сюда вошли пятеро. Вечером — ещё трое. Я не мог подвессти господина и позволить им сссделать вашу работу. После того как они спуссстились в недра шахты я заклинил противовессс на подъёмнике, не позволив им подняться.

Трёхликий с лязгом перекинул меч с одного плеча на другое:

— Что, по-твоему, мы должны делать с теми из них, кто выжил?

Тонкие губы бледного слуги изогнулись в хищной усмешке:

— Это ваше личное дело, я же останусссь здессь и просслежу чтобы никто не сссмог заблокировать ваше возвращение.

Говорящий за мёртвых несколько секунд молча изучал тёмного эльфа, а затем возразил:

— Ты ошибаешься. Мы возьмём тебя с собой.

Ник’Кимор отступил глубже в темноту безуспешно активируя скрыт, от чего его фигура размазалась, но не пропала:

— Мы так не договаривалиссь! — Злобный голос разнёсся под сводами шахты. — Я служу госспадину, а не тебе!

Воин шагнул к эльфу, а ходоки шустро перекрыли вход, и это их действие привело эльфа в отчаянье. Он бросился на пол и взлетел к потолку чёрной птицей, но недооценил реакцию своего противника.

Руна безудержного выброса энергии, Курт — выжженая на костяных элементах композитной перчатки, обернулась разрядом электричества и перехватила птицу на половине пути.

Упав на землю, эльф снова трансформировался, но не успел подняться, получив мощнейший удар плоской стороной двуручного меча. Кубарем отлетев к стене, он снова попытался вскочить, но убийца уже был тут как тут, и стальная хватка его пальцев сомкнулась на изящном, бледном лице.

Прижимая его к стене и поднимая в воздух за голову, трёхликий получил уйму даров ногами и руками, но остался к ним безучастным. Ситуация изменилась, когда слуга колдуна вырвал из рукава тонкую, отравленную, спицу.

Воителю пришлось отпустить свою жертву и ударить тяжёлым сапогом прямо в хрупкую грудь. Рёбра хрустнули, эльф успел чикнуть спицей по чешуйчатой броне и свалился на колени хрипя и задыхаясь.

Только затем, чтобы уже на полу получить новый удар сапогом.

Воин бил и бил, продолжая с хрустом впечатывать то носок, то пятку в тело обмякшего эльфа даже после того, как тот потерял сознание. Ходоки стояли за его спиной и не рисковали вмешиваться, происходящая на их глазах картина отдавала звериной жестокостью. Но на деле говорящий за двоих с математической точностью рассчитывал каждый удар, чтобы не убить, но лишить противника боеспособности на