Аттестат зрелости - Сергей Борисович Рюмин

— Понятно, — хмыкнул я. — Завидуют сучки.

— А то! — согласился Юрка. — Не успел со Светкой разбежаться, как сразу другую нашел!

— А что, я должен был год в трауре ходить по своей растоптанной в хлам любви? — хихикнул я.

— Именно! — засмеялся Юрка.

— Ковалёв! Никитин! — строго подала голос Наталья Михайловна. — Прекращайте разговоры!

Сразу после урока меня удостоила своим вниманием Майка.

— Ты ничего не хочешь рассказать, Ковалёв? — нагло заявила она.

— Не-а, — я развел руками. — Не хочу!

— А что за девушка с тобой была на дискотеке? — продолжала допытываться она.

Я засмеялся от её беспардонности.

— Отстань, Май! Какое вам всем дело до моей личной жизни?

— А вот такое! — выдала Майка. — Ты ведешь аморальный образ жизни! Для комсомольца это недостойно!

— Я, может, жениться собираюсь… — наугад выдал я, не найдя больше, что ей ответить. Майка фыркнула, как рассерженная кошка, развернулась и ушла. Я засмеялся. Майка на миг остановилась, но оборачиваться не стала, выпрямилась и пошла дальше.

— Раззадорил ты наших девок! — заметил Мишка. — А им обидней всего, что твоя Альбина не из ихнего муравейника.

— Не ихнего, — по инерции поправил я. — А евойного! И не муравейника, а серпентария.

Мы вместе засмеялись.

После третьего урока я побежал звонить. Зинаида Михайловна ответила сразу. Голос у неё оказался глубокий, грудной, прямо-таки концертный.

— Это Антон, — представился я. — От Гершона Самуэльевича.

— Да, Антон, — ответила женщина. — Он меня предупредил.

— Можно сегодня к вам в половине шестого подъехать? — спросил я.

— Мы работаем до 19.00, — ответила она. — Так, что постарайтесь не опоздать.

Следующий мой звонок был Альбине. Не успел я ей что-либо сказать, как она заявила:

— Димочка в больнице! Представляешь? В неврологии. Говорят, его парализовало…

— Алька! — строго сказал я. — Мы сегодня едем в магазин. Ты не забыла?

— Помню, помню! — легкомысленно отозвалась она и поинтересовалась. — А если я подружку возьму? Можно? Как ты считаешь?

— Я считаю, что нельзя, — отрезал я. — Более того, ей об этом даже говорить не стоит. Надеюсь, ты с ней еще не поделилась этой новостью?

— Да шучу я, — обидчиво отозвалась Альбина. — Я понимаю, что, если блондинка, значит, глупенькая. Но бывают же исключения из правил?

Мы договорились встретиться в пять на Театральной.

На урок я чуть-чуть не опоздал. Встретил в коридоре Горячкину, которая без всяких там «здрасьте» сходу заявила:

— Ковалев, нам надо срочно поговорить!

— Некогда, — отрезал я. — После урока. Здесь же!

— Ковалёв! — она жалобно крикнула мне в спину. — К нам сегодня с райкома комсомола приезжают!

— Да и хрен с ними! — отмахнулся я.

Тем не менее, сразу после урока я пошел искать Вику. Она терпеливо ждала меня в коридоре возле библиотеки.

— В канцелярию утром звонили из райкома комсомола, — сообщила она. — По поводу комсомольского собрания. К нам в два часа приедет инструктор Юлькин.

Я хихикнул:

— Юлькин? А где сама Юлька?

— Ты можешь быть серьезным, Ковалёв? — рассердилась Горячкина. — Юлькин — это просто жопа!

Я оторопел. Чтобы Горячкина да так выразилась… Это надо было действительно её «подогреть».

— Следом после его визита обязательно жди проверку! — заявила она. — И хорошо, если выговором отделаешься! А то могут и снять.

— В смысле, снять? — не понял я.

— Снять с должности, — ответила кипящая Горячкина. — С соответствующими оргвыводами. Это ведь всё в характеристику пойдёт.

— И что, в армию не возьмут? — съехидничал я.

— Тебя-то в армию, — отмахнулась Горячкина. — А мне в институт поступать надо.

— Вик, — вдруг сказал я, глядя ей в глаза. — Тебе ж в следующем году вместе с классом медосмотр проходить, включая гинеколога. Прикинь последствия.

Горячкина замерла, широко раскрыв глаза, потом только жалобно выдохнула:

— Ой…

Инструктор Юлькин оказался веселым жизнерадостным толстячком с обширными, как у вождя мирового пролетариата залысинами, годиков так под 30, на исходе, так сказать комсомольского возраста. Если Горячкина не соврала о его излишнем служебном рвении, то становилось понятно — человечек стремился сделать карьеру по «партЕйной линии», перескочив из комсомольской номенклатуры сразу на партийную работу.

Приехал он пораньше и дожидался, пока у нас закончится шестой урок, сидя в канцелярии, перед кабинетом директора.

Он хлопнул по-приятельски меня по плечу, пожал руку (ладонь у него оказалась неприятно влажной, рукопожатие вялым), то ли улыбнулся, то ли оскалился Горячкиной.

— Меня зовут Олег Ильич, — представился он. — Ну, что, товарищи комсомольцы, идёмте? Где мы можем поговорить, посмотреть документы?

— В пионерской комнате, — предложила Горячкина. — У нас там всё хранится. И заседания комитета комсомола мы там проводим.

Она пошла первой, показывая дорогу. Юлькин за ней, я пристроился замыкающим. Когда мы поднимались по лестнице, мне почему-то показалось, что инструктор уж очень внимательно разглядывает задницу Горячкиной. Прямо-таки не отрывает от неё глаз. Хотя, может быть, мне просто показалось. Может, он просто задумался. С кем не бывает?

— А кто с нами сегодня работать будет? — на ходу спросил Юлькин.

— Работать? — немного издевательски хмыкнул я. Горячкина тут же повернулась и, сглаживая мою реплику, поспешно ответила:

— Я, как секретарь комитета комсомола, и он, — она ткнула в меня пальцем, — Антон Ковалёв, заместитель секретаря, ответственный за идейно-политический сектор.

— Надо было бы весь комитет собрать, — посетовал Юлькин. — Посмотреть, так сказать, вживую, кто из себя что представляет, кто чем занимается…

Мы прошли по второму этажу до пионерской комнаты.

— А она у вас не закрывается что ли? — удивился Юлькин.

— Нет, почему? — пожал плечами я. — Утром открываем, вечером закрываем. А днём здесь и музей работает, и пионервожатая сидит, и мы тоже частенько заходим.

Я с ним сели за стол друг напротив друга, Горячкина полезла в шкаф за папками, где подшивались протоколы комсомольских собраний, приказы и другие документы по нашей линии.

Когда она потянулась за папками на самую верхнюю полку, Юлькин окинул её фигуру таким взглядом, что я понял — на лестнице я совсем не ошибался!

Вика положила папки перед