Аттестат зрелости - Сергей Борисович Рюмин

войны 1812 года; Покровское, находящееся тоже недалеко от центра города, на котором хоронили и продолжают хоронить всякого рода знаменитых и известных личностей — от героев гражданской войны, военных от полковника и выше, а также почетных граждан города. Было еще одно кладбище — Еврейское, заброшенное, которое находилось в поселке, точнее, уже микрорайоне, Заречный, где жил (ха-ха 3 раза!) еврей фарцовщик Гершон Самуэльевич. На этом кладбище не хоронили, наверное, еще с 40-х годов. В своё время его отгородили забором из красного кирпича. Синагогу снесли, а вокруг настроили панельных хрущёвок.

Еще одно небольшое кладбище было расположено в селе Калюжино, практически рядом с нашим поселком. Только через лесок напрямик перейти. Кстати, с Химика предпочитали хоронить именно на Калюжинском кладбище. Туда я и решил со временем наведаться, раз уж учебник рекомендовал.

И всё-таки интересно, где наша квартира будет? Неужели там же, где Альбина живет?

Глава 26

Еще один сеанс нетрадиционной терапии

Maman с утра ходила смущенная, пряча от меня глаза. Я тихо про себя хихикал, сохраняя на лице хмуро-серьезную мину. Потом всё-таки не выдержал, подошел к ней со спины, когда она готовила яичницу и чмокнул в щеку.

— Мэм! Ты прелесть!

Maman обернулась, улыбнулась, щелкнула меня в нос.

— На следующей неделе придётся переезжать! — сообщила она. — Представляешь, там, в нашей квартире ремонт делают! Ремонт!

В квартирах старого жилого фонда жильцы делали ремонт сами.

— Я сегодня после работы туда поеду, — сказала maman. — Посмотреть надо. Не хочешь со мной?

У меня сегодня по программе был визит к Геннадию.

— Не, мам, — я покачал головой. — У меня сегодня дела.

— С Альбиной? — слегка нахмурилась maman.

— Без Альбины, — я добавил в ответ чуть язвительности. — А насчет переезда не переживай. Деньги есть, грузчиков и машину найдем.

Я рассчитывал, что сегодня внимание ко мне в классе поутихнет. Действительно, на первом уроке одноклассницы то ли успокоились, то ли нашли новую тему для обсуждений. Во всяком случае косые взгляды в мою сторону и шепотки за спиной пропали. Новость перестала быть новостью и себя исчерпала.

Однако на перемене после первого урока, переходя из кабинета в кабинет, мы столкнулись с «ашками».

— Эй, Дохлый! — кто-то сильно хлопнул меня по спине. — Что за тёлку ты на дискаче подцепил!

Я резко обернулся. Передо мной стоял с улыбающейся физиономией Игорь Гавриков по кличке Папа из параллельного класса. Тёлку? Тёлку?!! Рука сама пошла в замах. Пощечина получилась отменной. Папа от этого удара отлетел к стене, ударился затылком.

— Слышь, Гаврик (от этого прозвища Гавриков приходил в лютое бешенство), — сказал я. — Еще раз назовешь мою девушку тёлкой, я тебя закатаю прямо здесь, в линолеум!

— Убью, падла! — раздался вопль. На меня налетел приятель и одноклассник Папы Лешка Рыков по кличке Кабан. Он размахнулся и врезал мне размашистым боковым ударом в голову — ну, чисто по-деревенски. Я едва успел присесть, уклоняясь от его кулака. Кабан был здоровым парнем, 190 сантиметров росту и под 90 кг весом и при этом ни капли жира и, судя по его поведению, ни грамма мозгов.

Вокруг нас сразу стало как-то свободно. Народ с опаской отшатнулся, опасаясь попасть под горячую руку.

Присев, я пропустил его кулак над головой и, выпрямляясь, врезал кулаком в ответ, попав точно в солнечное сплетение. Разумеется, я немного добавил «живой» силы в руку, иначе бы пресс Кабана я бы не продавил.

Рыков, оправдывая своё прозвище, хрюкнул и согнулся. Я добавил ему ладонями по ушам. Удар получился достаточно болезненным. Рыков выпрямился, заорал, хватаясь за уши.

— Н-на!

Я обернулся. Сзади меня на полу скорчился, держась за пузо, Папа, а над ним стоял Янкель. Взглянув на меня, Гера виновато развел руками, мол, не хотел. Но вот так получилось. Похоже, что Гавриков хотел напасть на меня сзади, да Енкелевич помешал. А «каменную кожу» я так не наложил на себя! Из головы совершенно вылетело.

— Спасибо!

— Сочтёмся! — буркнул Янкель, хлопнув меня по плечу.

— Прекратить!

По коридору в нашу сторону упругой пружинистой походкой шел учитель истории Карабалак. Он остановился возле Кабана, посмотрел в его мутные глаза, хмыкнул:

— Жить будет!

И отвесил полновесную затрещину.

— За что? — завопил Кабан.

— Было б за что, вообще убил, — отмахнулся Максим Иванович. Он нагнулся к Гаврику-Папе:

— Ты живой, звиздёныш?

Ошеломлённый таким обращением со стороны учителя Гаврик-Папа стал подыматься. Сначала встал на колени, выпрямился. Скривился, держась за живот. Сильно его Янкель приложил.

— Максим Иванович, что вы так ко мне обращаетесь? — спросил он.

— Дуйте отсюда, — с милой улыбкой людоеда посоветовал Карабалак. — Или я вас сейчас к директору отведу. А уж у него вы давно в печенках сидите.

— Можно, я помогу? — тут же вызвался я. — К директору их доставить!

Сзади хихикнул Щеглов. Кабан что-то буркнул и направился к лестнице на выход. Гаврик-Папа поплелся следом.

— Ну, Антон, — укоризненно обратился ко мне Максим Иванович. — Ну, разве так можно? В школе… Вышли бы на улицу, где никто никого не видит. И настучал бы им по… лицу.

— Там дождь, — виновато отозвался я.

— Ладно, — Карабалак решил закончить этот спектакль, ткнул в меня и Мишку. — Пошли со мной!

Мы направились к лестнице.

— Сигареты есть? — вполголоса поинтересовался учитель.

— А то! — отозвался так же тихо Мишка.

После уроков, не дожидаясь Андрея и Мишки, я направился домой переодеваться. Кажется, Андрей стал на меня обижаться.

— Куда ты всё время летишь? — поинтересовался он. — Заниматься спортом вроде бросил. К подруге своей? Вроде рано. Она у тебя работает до четырех…

— Откуда ты знаешь? — удивился я.

Андрей усмехнулся.

— Мы после каникул на подготовительные курсы в политех пойдем, — сообщил Мишка. — Ты как? С нами?

— Можно, — согласился я. — По крайней мере, посмотреть, попробовать можно.

К Гершону я подъехал как раз к пяти часам. Добирался почти полтора часа. Сначала на автобусе, который тащился, как беременный бегемот, со скоростью не больше 20 км/ч. Потом минут 20 ждал нужного троллейбуса. Хорошо, хоть выехал заранее.

— А вы сегодня точны, — демонстративно заметил еврей, пропуская меня в квартиру.

— Пораньше выехал,