Переплетения 3 - Гизум Герко

— Это как раз то, о чем шепчутся в самых пыльных уголках архивов! — глаза Михаила загорелись огнем историка, наткнувшегося на живой артефакт. — Легенды о «призраках системы». NPC, которые помнят даже вайпы сервера. Которые знают ники игроков, передают слухи не только о событиях в мире, но и о подвигах или провалах конкретных гильдий. Их считают просто искусно прописанными, пасхалками от разработчиков. Но что, если это не так? Что, если это естественная эволюция?

— И как это проверить? — спросил я, бросая еще один быстрый взгляд в сторону лотка с рыбой. Шныря там уже не было.

— О, это проще простого! — усмехнулся Михаил. — С ними нужно говорить. Но не о квестах. Нужно говорить о жизни. Спроси такого NPC о последней битве за Форпост, и он расскажет тебе официальную версию. Но спроси его, что он думает о тактике «Железного Легиона» в той битве, и если он начнет говорить о том, что их лидер, Бор, слишком прямолинеен, но чертовски надежен, в отличие от тех сумасшедших из «Полуночных Гончих», которые чуть не обрушили на всех стену, тогда ты поймешь. Он не просто повторяет скрипт. Он оперирует информацией, доступной только игрокам. Он живет в двух мирах одновременно. Он мостик между нашими мирами.

Мысль была настолько изящной и в то же время очевидной, что я остановился на мгновение. Тест был не на анализ кода, а на анализ контекста. Социальный тест Тьюринга.

Мы прошли остаток пути до «Наковальни» в задумчивом молчании. Фигура Шныря больше нигде не мелькала. Либо он ушел, либо был гораздо профессиональнее, чем показал сначала.

Квартал Ремесленников встретил нас своим привычным, рабочим гулом.

Ритмичный стук молотов, шипение раскаленного металла, гул магических горнов — это была музыка созидания, симфония, которая сейчас звучала для меня как гимн надежды.

Мы направились прямиком к кузнице Громма Железнорука.

* * *

Дварф, как и в прошлый раз, был поглощен работой, его огромный молот выбивал огненные искры из раскаленного куска металла на наковальне.

Увидев нас, он закончил серию ударов и, воткнув заготовку в чан с водой, повернулся.

— А, это вы, решалы! — его голос был подобен грохоту камнепада, но в нем не было угрозы. На его суровом лице появилось нечто похожее на улыбку. — Ваша мелкая, Шестеренка, уже заходила. Умная девка, черт бы ее побрал! Рассказала, что вы намылились идти против самих Торговых Домов. Храбро. Глупо, но храбро.

— Мы пришли не за храбростью, мастер Громм. Мы пришли за поддержкой, — сказал я, подходя ближе.

— Поддержкой? — он хмыкнул. — Вы сломали монополию «Мясников». Вы вернули в «Наковальню» [Сердцевинную Руду]. Цены упали, работа снова кипит. Вы уже получили нашу поддержку. Любой кузнец в этом квартале нальет вам лучшего пива за свой счет и скинет половину стоимости за работу.

— Нам нужно нечто большее, — вмешался Михаил, и его голос, полный уважения, заставил дварфа прислушаться. — Нам нужно ваше слово, мастер Громм. Слово, которое будет услышано в залах гильдий и дворцах аристократов. Слово Главы Гильдии Кузнецов.

Громм несколько секунд молча смотрел на нас, поглаживая свою заплетенную в косы бороду.

— Так вот оно что. Вы не просто бандитов гоняете. Вы в большую игру полезли. Что ж… — он оскалился в широкой, хищной ухмылке. — Давно пора! Эти торгаши в шелках слишком долго диктовали нам, как ковать металл. Считайте, что мое слово у вас есть. И слово всей моей гильдии. Когда придет время, мы будем там. Любому, кто пойдет против вас, придется сначала пройти через наши горны.

Он протянул нам свою огромную, покрытую шрамами и сажей руку. Мы пожали ее по очереди. Договор, что крепче любой клятвы.

Следующим в нашем списке был Финнеас, гном-инженер.

Его мастерская была полной противоположностью кузнице Громма. Тихая, чистая, наполненная тиканьем часовых механизмов и мягким свечением кристаллов. Сам гном сидел за своим верстаком, склонившись над каким-то сложным устройством, его лицо было скрыто за массивными линзами окуляра-микроскопа.

— Мастер Финнеас? — начал Михаил.

— Пока мастер, но близок к следующему шагу, — отозвался гном, не отрываясь от работы. — А, это вы, друзья нашей дорогой Шестеренки! Она предупреждала, что вы зайдете.

Он выпрямился, сдвигая окуляр на лоб. Его глаза, увеличенные линзами, были полны живого, острого ума.

— Слышал, вы устроили небольшой фейерверк в Золотых Холмах. Великолепно! Я всегда говорил, что проблема «Мясников», это главная проблема Лирия-Порта. Что ж, это замечательно, что теперь она решилась.

Он улыбнулся, и я понял, что с ним нам будет еще проще, чем с Громмом.

— Шестеренка уже рассказала мне суть вашей затеи. Идея не просто смелая, она правильная с точки зрения системной динамики, — он говорил быстро, его слова были точными, как движения часового механизма. — Монополия «Мясников» создавала искусственный дефицит, тормозя развитие всего ремесленного сектора. Это, как засор в шестеренках механизма. Вы его удалили. Теперь же нужно восстановить нормальное движение. Легализация альтернативных каналов поставок, создание конкурентной среды, все это приведет к общему росту производства, снижению цен и, как следствие, к экономическому буму во всем регионе. Конечно, я вас поддержу! И вся Гильдия Инженеров тоже. Нам это выгоднее, чем кому-либо.

Он говорил не о чести или мести. Он говорил на моем языке. На языке эффективности и оптимизации. Но тут он посмотрел на меня с хитрым прищуром.

— Кстати о нашей дорогой Шестеренке. Вы же в курсе, что она сама скоро станет мастером?

Мы с Михаилом переглянулись.

— В смысле? — не выдержал я.

— В прямом, — кивнул Финнеас. — Она уже несколько месяцев выполняет для меня сложнейшие заказы. Ее работа с [Пером Грифона] была почти безупречна. Ей не хватает лишь одного, финального проекта, чтобы подать заявку в Совет. Я ей уже предложил несколько идей, но она, упрямица, говорит, что у нее есть свой, «личный проект». Что-то связанное с ключами и древними запирающими механизмами. Сказала, это будет ее шедевр.

Я стоял, ошеломленный этой новостью. Кира, наша плутовка, наш техник, все это время шла своим собственным путем, о котором мы даже не догадывались. Она не просто помогала нам. Она строила и свою собственную линию.

Мы вышли из мастерской Финнеаса, и в голове у меня гудело. Два из трех голосов были у нас. Две из