Абсолютная Власть. Трилогия - Александр Майерс

— Больше не задерживаю вас, господа, — он кивнул и отошёл в сторону.

— Не нравится мне это, — пробурчал Секач. — Может, оно и по правилам, но за нами хвост. Вдруг нападут.

— В этом месте не стоит опасаться нападения, — сказал Филипп Евгеньевич и усмехнулся. — Здесь причиняют боль иначе.

— С помощью непробиваемой бюрократии? — с улыбкой уточнил я.

— Именно. Канцелярщина, неуважение к личности, внутренние интриги между отделами… Впрочем, я во всём этом как рыба в воде. Не извольте ни о чём беспокоиться, Владимир Александрович.

— Полностью вам доверяю, — кивнул я.

Всё, что он перечислил, было мне знакомо. Если расплодить в государстве слишком много чиновников, всё упомянутое возникает неизбежно, как плесень на хлебе.

Увы, такова судьба всех больших держав — административный аппарат становится слишком сложным и неповоротливым. Для его работы требуется всё больше людей, которые делают систему ещё запутаннее.

В моей Империи мне удалось решить эту проблему, хотя и было непросто. Но в итоге я избавился от бюрократии, чем осчастливил миллиарды людей.

Рано или поздно я и здесь смогу добиться того же. Но пока, увы, придётся сыграть по чужим правилам.

Мы втроём направились вверх по лестнице. Мимо нас сновали служащие в одинаковых костюмах и туфлях, и даже причёски у них походили одна на другую. Если не приглядываться, сложно было отличить одного сотрудника от другого.

Различались только начальники — они, напротив, стремились выделиться из общей массы. Костюмом, пышными усами, украшениями и, конечно, до блеска начищенными знаками чиновничьих рангов.

Забавно было наблюдать за тем, как мелкие руководители свысока смотрели на рядовых сотрудников, но секунду спустя лебезили перед вышестоящими.

— Нам сюда, — Базилевский указал направо, когда мы поднялись на пятый этаж.

Мы направились по длинному коридору с множеством поворотов и десятками одинаковых дверей. Чем дальше мы проходили, тем меньше людей сновало вокруг. Шелест бумаг и разговоры стихали за спиной.

Наконец, мы упёрлись в дверь с табличкой «О. И. Лапшин. Старший регистратор».

— Проблемы будут? — спросил я.

— Всё возможно, — ответил Филипп Евгеньевич, поправляя галстук. — Это странно, что он согласился так быстро нас принять.

— Сейчас узнаем, что его сподвигло, — кивнул я и постучал, а затем открыл дверь.

В комнате оказалось двое. Лапшин, судя по всему, сидел за столом. Второй мужчина стоял над ним, уперев кулаки в столешницу. Оба уставились на меня.

— Здравствуйте, господа, — сказал я заходя. — Простите, что помешали, но помощник моего юриста договорился о встрече.

— С кем имею честь? — принимая серьёзный вид, спросил Лапшин.

Невысокий и пухлый, он напоминал шарик из теста, такой же белый и мягкий. Но Базилевский уже предупредил меня, что с ним надо держать ухо востро. За безобидной внешностью скрывался коварный хищник.

Стоящий над регистратором человек был его противоположностью. Оторвав руки от стола, он расправил широкие плечи и задрал подбородок. Гладковыбритое, волевое лицо прекрасно бы смотрелось на банкноте — столь породистый профиль ещё нужно было поискать. Привычка командовать исходила от него так же ярко, как и аромат дорогого парфюма.

— Владимир Градов, — представился я.

Секач остался снаружи, а Филипп Евгеньевич тем временем вошёл и закрыл дверь. Взглянув на мужчин, он подозрительно прищурился.

— Да, конечно, — натянуто улыбнулся Лапшин и указал мягкой рукой на кресло. — Пожалуйста, сади…

Его дальнейшие слова потонули в громогласном голосе второго чиновника:

— Владимир Александрович! Честное слово, вы могли бы и не представляться! — он гудел, как труба, зовущая к бою. — Как же вы похожи на отца! Безумно рад встрече. Позвольте представиться — Яков Николаевич Наумов, имею честь быть директором Дворянского ведомства.

Он одним шагом преодолел расстояние между нами и крепко пожал мне руку.

— Здравствуйте, Яков Николаевич, — сухо приветствовал его Базилевский.

— Вас я тоже чрезвычайно рад видеть, Филипп Евгеньевич, — Наумов пожал руку и ему, а затем снова повернулся ко мне. — Нет, ну правда! Вы просто вылитый отец. Я очень хорошо знал Александра Петровича. Кстати, помню вас ещё ребёнком, Владимир! Вы здорово возмужали.

— А я вас, к сожалению, не помню, — ответил я, нутром чуя, что дружелюбность директора явно неспроста.

— Не страшно, мы ведь всегда можем познакомиться поближе, — Наумов улыбнулся так искренне, что почти захотелось улыбнуться в ответ.

Я видел, что его улыбка на самом деле фальшивая. Но подделка была высшей пробы, нельзя не признать.

— Непременно, Яков Николаевич, — ответил я. — Буду счастлив подружиться с вами. Но сейчас, простите, у нас есть дело к господину Лапшину.

— Конечно-конечно. Отвлеку вас только на минуту, Владимир Александрович, вы позволите? — не дожидаясь согласия, Наумов протянул руку за мою спину и открыл дверь. — Пусть ваш юрист и Олег Исаакович пока побеседуют, а мы с вами тоже перекинемся парой слов. Наедине. Это важно.

Последние слова директор произнёс с таким нажимом, от которого у слабого духом человека сразу бы задрожали колени. Но я спокойно улыбнулся в ответ и сказал:

— Для меня сейчас наиболее важно решить вопрос с титулом.

— Я как раз хотел поговорить насчёт вашего титула, — улыбка исчезла с лица Наумова. — И лучше сделать это до того, как вы примете какое-либо решение.

Интуиция не подвела — я сразу понял, что Яков Николаевич хочет как-то мне помешать. Из каких побуждений и в чьих интересах он это делает, уже другой вопрос.

— О, ну если разговор касается титула, можете говорить при всех, — сказал я. — Это ведь, так или иначе, касается всех присутствующих.

Наумов попался в мою ловушку. В его глазах на мгновение вспыхнул гнев, как пламя в сковороде, которую тут же накрыли крышкой. Ему очень не понравилось то, как я поставил его в тупик.

— Нам всё же лучше обсудить это наедине, поверьте, — сказал он, повелительно положив руку мне на плечо.

— Мне нечего скрывать от Филиппа Евгеньевича, — сказал я, мягко, но решительно убирая его руку. — Да и господин Лапшин должен быть в курсе деталей. Говорите, Яков Николаевич, я слушаю.

Директор уже не прятал недовольства. Цокнув языком, он поправил на груди золотой значок чиновника, на котором была изображена эмблема Дворянского ведомства, а под ним — цифра «4». Наумов как бы обратил моё внимание на то, что обладает чином четвёртого ранга — весьма высокое положение в Российской империи, которое даже давало право на получение потомственного дворянства.

— Как угодно, — произнёс он. — Прежде всего скажу, что я желаю вам только добра, Владимир Александрович. Мы с вашим отцом дружили, и я искренне сожалею о том, что случилось с вашим родом.

— Бросьте, Яков Николаевич! — вмешался Базилевский. — Вы никогда