Ельник - Ульяна Ма

Марком. От шума и многочисленных взглядов ей становилось плохо, тошнота подкатывала к горлу, а сердце билось чаще. Марк, бледный и поникший, застыл в одной позе, только его глаза ошалело бегали туда-сюда, словно зверь внутри него искал укрытие.

Сварг расставил руки широко, развел ими, словно стремясь указать на каждого из этой толпы, собравшейся вокруг.

– Я ваш князь, Сварг, сын Рагнеды. И я говорю за этого мальчишку, – Сварг указал пальцем на Марка, но юноша смотрел себе под ноги выпученными в ужасе глазами, моля Зморза и Азорку о том, чтобы это оказался его предсмертный бред. – Он теперь под моей защитой, и его никто пальцем не тронет. А если кто тронет, то будет иметь дело со мной. Ясно вам?

«Его слова не стоят и гнилой капусты».

Толпа промолчала. Сварг еще раз взглянул на лежащего на земле Якова.

– Тебе ясно?

Он кивнул.

– Дружкам не забудешь передать?

Он кивнул еще раз.

– Вот и славно.

Сварг все так же уверенно, будто ни в чем не бывало, двинулся по пути обратно, к воротам во дворец. Мара потянула за руку Марка, но он выпустил ее из ладоней и лишь отрицательно покачал головой, рассыпав по лицу каштановые кудри – не пойдет. Уйдет сейчас – потеряет капли оставшегося достоинства. Она хотела потянуть его еще раз, не желая оставлять друга в окружении обескураженной и озлобленной толпы, но Марк уже стоял над Яковом и протягивал ему руку, чтобы тот поднялся. Хоть Яков крупнее и выше Марка, кузнец без труда вытянул его из грязи.

Яков посмотрел Марку в глаза. В голове отчетливо прозвучал голос мамы: «Не бойся, Воробушек». Кивнув на кузницу, Яков дал понять, что им нужно поговорить в уединенном месте. Два парня двинулись в тот самый угол между кузницей и конюшнями. Забор, разделяющий эти места, со временем стал медленно подкашиваться. На этот раз Яков не припер Марка к стене, он даже не смотрел на него надменно, а как-то излишне спокойно – и это пугало.

– У тебя три варианта, – сухо сказал Яков, глядя в глаза кузнецу. – Первый: ты отсыпаешь мне мешок монет через месяц – успевай заработать. Второй: ты уезжаешь из деревни. Раз и навсегда. И мы тебя больше не видим. И третий: через тридцать дней мы придем на закате. Мы сожжем твой дом. Давно пора выгнать зловонный дух мертвеца из этой проклятой хижины. А если мы встретим тебя на тридцатый день после заката… мы убьем тебя. Если мы хоть краем глаза заметим, что ты пытаешься донести… убьем на месте.

Ровное звучание его слов осело в сознании Марка. Яков ушел, а юноша еще некоторое время стоял в подворотне и слушал свое отмеренное сердцебиение. Первая мысль, которая его посетила – молот. Взять молот, засесть в доме, ждать тридцать дней, когда сядет солнце…

«Нет, Воробушек. Это твой шанс попасть во дворец».

– Что я, по-твоему, должен делать? – глядя в пустоту, Марк задал этот вопрос невидимой Маме. – Даже если Мара захочет меня взять, как собаку под свое крыло, кто ей разрешит? Куда мне идти?

«Дождись, когда начнут тебя убивать. Доверься мне».

13. «Пока весь мир не примем»

Больше Марк не приходил в сад, сколько бы Мара его ни выжидала. Она прогуливалась с Даудом у ручья и на аллее у храма Всеживы, у высохших розовых кустов, около самой старой сосны и у иссушенного грушевого дерева. Тишина окружала ее со всех сторон: виноватый брат, опустевшие коридоры, холодная комната сестры, молчаливый Дауд и вдумчивая мать. От этой тишины Мара даже начала молиться, но просьбы о благополучии Лады скоро исчерпали себя. Поэтому перед алтарем Всеживы тоже наступило молчание, ведь у богини не спросить, как ее самочувствие и чем она занималась сегодня.

Кроме того, Мара вовсе перестала посещать учителя Арая. От безделья она растила молодые елки: они плавно расправляли иглы и укрепляли корни, высасывая влагу из медленно промерзающей земли. Время тянулось, пока за одним из завтраков, на котором подавали тоненьких перепелок, Сварг не появился в компании Бора и Вагора. Мара поежилась в кресле, но братья даже не бросили на нее ни единого взгляда, словно она невидимка. Они не посмотрели и на Дауда. Лишь сели по одну сторону стола и уставились в свои тарелки. Им налили рыбный суп, поставили отварную свеклу, натертую с чесноком, плеснули немного сладкого столового вина. Кажется, их присутствие – неожиданность только для Мары, потому что княгиня даже не поздоровалась с братьями.

– Мы бы хотели уехать сегодня. Заморозки наступают, дорога и без того уже скользкая, – нарушил молчание трапезы Сварг. – Оставаться на еще одну зиму не хотелось бы.

Прошлая зима и правда выдалась непростой.

– Зайдешь ко мне, я передам тебе все письма. Виктор как раз скрепляет оставшиеся печатями.

– Ехать будем быстро. Возможно, не удастся заехать в Низинную и в Руян.

– В Низинный можешь не заворачивать – эти варвары уже давно обнищали на своей траве. А в Руян нужно. Кажется, вся рыба с нашей реки уплыла к ним, нам надо наладить поставки.

– Ты надолго? – подала голос Мара, но братья все еще не взглянули на нее.

– Да, – кивнул Сварг. – Потом сразу на юг. Я буду писать, обещаю.

Не будет.

Спустя пару часов после обеда Мара вышла провожать брата. Несмотря на все, что произошло, на ее глазах все равно навернулись слезы. Она сдерживала их, пока шла навстречу распахнутым объятиям Сварга, но увидела ту самую еловую ветку в смоле, которую она лично посадила на булавку. Она приколота к куртке брата у самого сердца – он все-таки о ней не забыл. Глаза девочки разразились целым ливнем слез; захлебываясь, она вцепилась в шею Сварга и думала, что уже никогда не сможет разомкнуть руки. Он поднял ее над землей и крепко прижал к себе. От него пахло дымом, теплой едой, табаком и чем-то металлическим.

– Я буду писать тебе, обещаю, – прошептал он, вжимаясь лицом в волосы сестры, – я был плохим братом, и я исправлюсь.

Он поставил ее на землю и освободился из её объятий, но не выпустил из пальцев ее ладони. Отчего-то, глядя в его глаза, Мара верила в каждое его слово, будто вновь оказалась той маленькой сестрицей, слепо доверяющей брату.

– Я вернусь на фронт, обязательно найду Ладу и расскажу все тебе. Прощай, родная.

Он поцеловал ее руки – губы горячие и настолько сухие, что, кажется, могли поцарапать нежную девичью кожу. Затем Сварг обнял маму