Ельник - Ульяна Ма

Когда вода наконец-то нагрелась и стало жарко, Галая привычными движениями принялась натирать Мару кипятком. Девочка надела свежее платье, няня заплела ей тугую косу, а в комнате на столике уже стоял серебряный поднос с небольшим куском сырого мяса. Оно свежее, кровавое и отчетливо пахло так же, как на свиной бойне при дворце.

– Давайте ваш камзол, Дауд, а зашью, – няня на удивление вежлива со стражем. Он, в присущей ему неспешной манере, аккуратно положил копье на столик рядом с подносом, размотал тканевый пояс, который оказался очень длинным и, излишне изящно заведя руки за спину, скинул камзол. Он аккуратно подал его Галае, и она даже улыбнулась ему в ответ.

– И ботиночки тоже снимай. Заштопаю, будут как новенькие.

Сев на постель, Дауд стянул оба ботинка, а один, держа за голенище, дал няне. Кажется, она даже немного прогнулась под тяжестью огромной одежды стража, хотя фигура женщины монументально устойчива.

– Через час занесу. Никуда не уходите.

Она вышла. Дауд остался с босыми ногами и голыми плечами. Рубашка-безрукавка на его теле по-прежнему кристально чистая и совсем ничем не пахла. Мара немного застенчиво рассматривала огромные руки Дауда, мышцы на которых будто вздувались от напряжения. Ноги Дауда, такие же бледные и огромные, кончались острыми плотными когтями, какие росли и на руках. Но ноги из-за этого выглядели жутко и напоминали ступни мертвеца.

Страж, словно не замечая любопытного взгляда Мары, взял с подноса кусок мяса и впился в него зубами. Кровь тонкими струйками потекла по подбородку, он откусывал огромные куски и, не жуя, проглатывал их. Он так быстро поглотил пищу, что Мара даже не успела толком понаблюдать за процессом, хотя что-то в этом было хищное и завораживающее. Дауд впервые что-то ел.

Он вытер руки о полотенце, которое лежало там же, на серебряном подносе. Затем аккуратно вытер рот. Белое полотенце теперь окрасилось в розоватые пятна. Он сложил его в четыре раза и положил обратно на поднос.

– Это тебя излечит?

– Да. Сырое мясо затянет мне раны.

– А другую еду ты можешь есть?

– В этом нет необходимости.

Мара стояла в углу у столика с зеркалом. У Лады тоже такой столик, но он завален пудрами и румянами, вкусными духами и яркими помадами. Хоть Лада не красилась слишком часто, она все же любила проводить время за своим столиком, просто так разрисовывая лицо. Мара же смотрела в свое отражение, оглядывая себя с ног до головы. Старые платья стали ей узковаты неспроста: ее бедра округлились, появился живот, какой обычно есть у взрослых девушек, поплотнели руки и плечи, и появилась небольшая грудь. Осознание, что она становится похожей на взрослую, постепенно закрадывалось в сознание девочки.

Сейчас бы ей очень помогла Лада. Мара могла бы вбежать в ее комнату после короткого звонкого стука, усесться на пышную перину и поджать ноги. Лада бы непременно проводила время за бокалом вина или красила губы у того самого столика. Или мерила новое шелковое платье. Мара бы выдала ей все: липкие глаза Бора, попытки юноши дотронуться до нее, драку Дауда с парнями, хотя это было больше похоже на избиение. И что бы сказала Лада? Улыбнулась бы и отметила все то, что Мара видела в зеркале, но не хотела признавать: она становится женщиной. Пока она маленькая женщина: с маленькой грудью и маленьким животом, предназначенным для вынашивания младенцев, но еще не готовым к этому; с несуразными плечами и еще не совсем округлыми ногами. Лада бы говорила это с улыбкой, и все слова непременно успокаивали Мару, ведь так она поняла бы, что Лада тоже проходила через это, тоже становилась женщиной.

И где сейчас Лада?

В комнату громко постучали. Мара собралась уже открывать дверь, но Дауд её опередил. Девочка ожидала увидеть за порогом Галаю, которая радостно передаст заштопанный ботинок и камзол, но на пороге оказался Виктор. Лицо его было пунцовым и каким-то неестественно перекошенным, а руки (что непривычно) пусты: ни подноса, ни бумажки, ни конверта.

– Я пройду? – тут же Виктор осекся, выправил спину, растерянность его взгляда от встречи с Даудом сменилась на решимость. – Я – пройду.

Он перешагнул порог одним суетливым, широким шагом.

– Я готов послушать вашу версию. Что такого могли сделать наши гости, чтобы вы… ты! Ты расквасил их в кровавое пюре!

Хоть советник старался сдерживать свой голос, чтобы он звучал достойно и ровно, все же в конце фразы Виктор сорвался на визг, а его плечи и руки затряслись.

– Бор приставал ко мне. Дауд не начинал эту драку…

– Какая разница, начинал или нет?! – он заверещал и истерично задергал руками. – Знаете, чем это чревато? Это братья из Горной крепости, они наши союзники, а не мешки для битья! Вагор и вовсе будущий князь! Если они вернутся домой и объявят нам войну? Нам нечего противопоставить безумным горцам, у них вся жизнь держится на армии. Я бы выпорол вас обоих, да боюсь не переживу этой попытки и повторю судьбу этих несчастных братьев.

– Если они в гостях, так пусть ведут себя подобающим образом! – Мара на удивление для себя вспылила. – А не лезут ко мне с объятиями.

– Объятия, ах, какой ужас! – Виктор театрально всплеснул руками, – как сложно потерпеть объятия! Твоя сестра была мудрее и терпела вещи похуже ради нашего благополучия. Новости пока не дошли до княгини, но, если дойдут… она меня вздернет.

– Возможно, будет права, – Мара скрестила руки на груди, чувствуя себя всесильной за спиной Дауда.

– Ты – маленькая дрянь! – он словно хотел направиться к девочке, дать ей горячую пощечину, но лишь качнулся в ее сторону. – Я запрещаю тебе покидать покои в ближайшую неделю. Если Вагор выживет… пусть Всежива смилостивится над ним… нам придется очень раскошелиться, чтобы гнев горцев не настиг нас.

«Ударь его, Дауд, расквась ему лицо, как ты умеешь», – так подумала Мара, но ничего не сказала вслух.

Виктор выбежал так же быстро, как и вбежал в комнату, оставив распахнутые двери за собой. Там, в коридоре, стояла Галая, мягко улыбалась и держала в руках камзол и ботинок. Проводив Виктора взглядом, она медленно вошла (или даже вплыла) в комнату и вручила вещи Дауду обратно. Лицо ее такое довольное и даже умиротворенное, что у Мары не оставалось сомнений – все сделано и сказано правильно.

– Да, твой дружок их отделал, – она даже немного хихикала, когда произносила эту фразу. – Ничего, выживут. Горцы – дубоголовые, их побои не берут.

А под вечер, когда от ран Дауда не