Ельник - Ульяна Ма

выпивали в садовой беседке, пили в обеденной, пили у колонн в главном зале, пили в комнатах, пили в городе, в придворной деревне, в погребах и на крыше. Он обещал поиграть ей на варгане (она слышала его звук лишь в детстве, когда он приглашал в гости друзей-степняков) и станцевать пару раз в зале, но все время откладывал это на потом. Матушка, казалось, не замечала такого беспорядка в собственном доме или тактично терпела, проявляя уважение к бывшим воякам. Застать Сварга одного совершенно невозможно, хотя Маре хотелось говорить с братом, хотя бы обнять его, понять, пахнет ли он как прежде: костром, хвоей, кедровыми шишками и хмельным пивом. Но уличить момент невозможно, а брат будто вовсе не хотел видеться с младшей сестрой. Предчувствие, что Сварг вот-вот покинет дворец витало в воздухе: Маре даже снилось, как брат снова уезжает на юг. Поэтому в один из дней Мара надела свое самое длинное серое платье с закрытым горлом и узкими рукавами (такими узкими, что сложно согнуть руку в локте), и отправилась искать брата.

– Я только подарю ему брошь, – пояснила Мара Дауду, показывая ту самую самодельную брошку из еловой ветки. – На память.

– Я рядом.

– Я не волнуюсь.

Конечно, это ложь. Дауду не нужно объяснять, что маленькой девочке неприятно находиться в компании парней, почти мужчин, особенно при условии, что они (вернее, он, Бор) смотрят на нее хищными глазами. Хотя Маре было приятно слышать, как Дауд отзывчиво поддается на ее страхи и сомнения, будто закрывая от них самим собой.

Сад плакал мелким дождем, какой обычно капает в сезон Желтых Цветов. Мара смело шла под каплями на звук смеха и мужских голосов: нет сомнений, трое парней сидели в беседке и распивали княжеские запасы вина. Так и оказалось: Сварг стоял в центре беседки и, широко разевая рот, рассказывал очередную забавную историю. Вагор молчаливо сидел в отдалении, а Бор усадил к себе на колени рыжую девушку, в которой Мара, приблизившись, узнала Аглаю. Она, заметив юную княжну, стыдливо собрала рыжие волосы в неряшливый пучок, застегнула верхние пуговицы платья и выбежала из беседки. Бор что-то крикнул ей вслед, но Мара из-за нахлынувшего жара в щеках не услышала этого. Аглая промчалась под дождем, как лань, разбрызгивая лужи мелкими каплями.

– Ты посмотри-ка, кто пришел! – Бор встал и, раскинув руки, двинулся навстречу к Маре. Она хотела шмыгнуть за спину к Дауду, но, чтобы не терять лица, лишь слегка отступила назад, а Дауд предусмотрительно выставил одну ногу вперед, словно проведя невидимую черту между Бором и девочкой. Действительно, Бор остановился в паре шагов от нее, но ехидная улыбка на его лице растеклась еще сильнее.

– Сестрица, ты что тут делаешь? – брат, приняв обеспокоенный вид, подошел к Маре. Нет, он не высок: Мара уступала ему всего голову роста. А вот Дауд в прямом смысле смотрел на него сверху вниз. – Дождь идет, простынешь.

Лицо его раскисшее, вялое, еще сильнее испещренное глубокими бороздами морщин, чем при первой встрече.

– Я просто хотела тебе это отдать, – на распахнутой ладони Мара протянула брату самодельную брошку. – Никак не выдавалось случая.

– Ух ты, какая красота!

Так говорил ее Сварг, когда она показывала ему новое платье, танцевала только что придуманный танец, развешивала свои рисунки по комнате. Так он говорил, и маленькая Мара довольно улыбалась всеми, на тот момент еще недостающими зубами. «Красота» – это высшая форма братской похвалы, в которой она всегда слышала не то, что скрывалось на самом деле. Сейчас, с высоты своего нового роста, Мара поняла, что «красота» – это не похвала вовсе, а растерянность и равнодушие. Голос брата дрожал и фальшиво ломался на слогах. Ему никогда не нравились ни рисунки, ни танцы, ни платья – он отделывался от сестры этой «красотой», а она скакала вокруг него довольной овечкой. И брошка ему вовсе не казалась красивой.

Он положил ее в карман. Княжна внимательно проследила за движениями его рук, и, когда ладонь потянулась к ее голове (брату теперь не приходилось наклоняться ради этого), Мара отстранилась.

– Девочка стала взрослой, да, Сварг? – Бор усмехнулся и переступил черту, проведенную Даудом. Страж отреагировал немедленно: встал перед юношей, из-за чего он отпрянул, столкнувшись с ним грудью.

– Ты чего, сестрица? – шире, чем сейчас, Сварг улыбнуться уже не мог. Он опять протянул руку к ней, к ее лицу в утешительном жесте, но Мара, не желая прикосновений, мягко отвела его ладонь от себя.

– Братец перестал интересовать сестрицу, – Бор продолжал игнорировать присутствие Дауда и снова попытался приблизиться к Маре. Дауд не сдвинулся с места, заграждая девочку, и этим жестом он все-таки заставил Бора обратить на себя внимание. – Пора уже обратить внимание на других мужчин.

– Не лезь, белый, – оскалился Вагор. – Он только поздоровается с леди, как полагается мужчине.

– Пойдем, Дауд, – Мара потянула стража за рукав и поспешно спустилась по скользким ступенькам беседки. Дождь усиливался и постепенно перерастал в ливень. Его шум заглушал мужской разговор, но слух Дауда был обостренно-чутким.

– Малышка, не давай им имена, – голос Бора перекрывал шум дождя. – Он не человек и даже не собака. Я-то видел, что эти уроды творят на войне.

Мара не услышала, как Бор увязался за ней: ему не понравилось, как девочка игнорирует его слова. Сварг и Вагор ленивыми, пьяными выпадами попытались остановить разгоряченного парня, но он уже слетел со ступеней и, вытянув руки, был готов схватить Мару за мокрые плечи. Дауд резко ударил его по рукам, затем молниеносно в живот, а на моменте, когда Мара обернулась, Бор уже лежал на ступеньках и корчился от боли.

– Ты сошел с ума, белый урод?! – взревел Вагор, и его крик был отчетливо различим сквозь шум ливня. – Я начищу тебе морду.

Вагор стрелой метнулся к Дауду, перепрыгнув через перила беседки. Дауд уклонился от прямого удара кулаком в лицо, но Вагор ударил коленом в живот. Реакция солдата отменная. Дауд не шелохнулся, будто он вовсе не чувствовал боли, а его живот сделан из камня. Схватив юношу за горло, страж поднял его над землей, так высоко, насколько позволял его рост. Ноги Вагора беспомощно барахтались в воздухе, он пинал его в живот и в пах, но страж оставался каменным изваянием. Кожа на шее Вагора все сильнее проминалась под давлением белых пальцев, вот-вот мог раздаться хруст шейных позвонков. Бор возник внезапно справа. Он прыгнул со ступенек, вооружившись кинжалом, который висел у него на поясе. Юноша целился метко в шею Дауда, но страж, откинув в сторону