Ельник - Ульяна Ма

Первуша отвесил Якову тяжелый подзатыльник, что тот даже заскулил и мгновенно замолчал. Ганор обвел мрачным тяжелым взглядом молодых парней, но глаза остановились на мужчине – Дане. Дан кивнул в ответ на безмолвный вопрос и, подойдя к Марку, положил ему руку на плечо.

– Пошли, сынок, – он попытался подхватить Марка под руку, но юноша резким движением одернул его.

– Не трогай меня. И ее, – он вскочил на ноги и указал пальцем на тело матери, – и ее никто из вас не тронет.

– Она умерла от болезни, Марк. Она, верно, уже в царствии Зморза.

– Она не умерла, – Марк сделал несколько решительных шагов к Ганору, но тот не отступил, как Тихой когда-то, а продолжил стоять твердо на ногах, как непоколебимое дерево. – Я с ней говорил. Только что. Я кормил ее! Она просила расчесывать…

– Дан, – Ганор обратился к мужчине, выражение лица которого выражало глубокую скорбь и жалость, – Отведи парня в храм.

– Нет!

Марк забрыкался, когда Дан силой взял его за плечо. Он забил руками, а потом и ногами, но уже в воздухе. Коренастый сильный кузнец без труда подхватил худощавого юношу и, несмотря на его отчаянные попытки вырваться, понес на выход. Краем уха сквозь собственный крик Марк услышал, как Ганор отдавал приказ сжечь тело вместе с кроватью.

– Она живая! – изо всех сил закричал Марк, срываясь на собачий визг. – Живая, живая, живая!!!

Амулет в сжатой ладони стал нестерпимо горячим. Марк не размыкал на нем окостеневших пальцев, истошно кричал и смотрел сумасшедшим взглядом по сторонам. Десятки знакомых лиц столпились у его двери и расступались тоннелем перед Даном. Они шли за ними следом, таинственно и злорадно перешептываясь, и это еще сильнее разжигало огонь амулета и пламя в груди. Дан нес юношу, держа мертвой боевой хваткой, но Марк был готов выломать себе руки, чтобы броситься на защиту самого дорогого в своей жизни.

Храм – маленькая хижинка на окраине деревни. Туда ходили только по острой надобности: когда болели младенцы, когда умирали люди, когда кончалась еда. Этой зимой его часто посещали, поэтому печь, как правило, была растоплена. Черный дым выступал на бледно-сером небе, как грязные пятна на покрывале. Ступеньки у святилища высокие, но их всего три.

Раз, два, три – прошагал Дан и ногой приоткрыл перед собой дверь. Внутри –маленькая побеленная печка, немного хвороста около нее, дощатый пол, низкий потолок. У дальней стены, по центру, деревянное изваяние самого старого и самого молодого из богов – Зморза.

Увидев его неживой лик, Марк завопил из последних сил, дернулся и оказался на свободе. Он проскочил между ног у кузнеца прежде, чем тот успел захлопнуть за собой дверь, а потом понесся со всех ног по протоптанной тропинке среди сугробов, которые были ему по пояс. Он бежал, не чувствуя леденящего холода, который почти звенел хрусталем в эту безветренную погоду. Бежал и бежал мимо домов, мимо зевак, которые уставились на это представление, как на что-то диковинное и забавное. Бежал, пока не увидел вдалеке свой дом, а еще дальше, за другим краем деревни – столб черного дыма.

На пути ему встретился и Яков, и Первуша, и Николь, проводившая юношу виноватым взглядом. Никто уже не тормозил его. За деревней мужчины во главе с Ганором жгли его маму. Ее постель стала погребальным алтарем, от которого уже вовсю тянулись в небо языки алого пламени. Марк замер, глядя округленными глазами на похороны, к которым его даже не позвали. На которые он, в общем-то, и не собирался ходить.

Амулет, который он все еще сжимал в руке, стал жечь так, что, казалось, его кожа и кости плавились под напором огня. Раскрыв ладонь, он увидел, что она даже побледнела от той силы, с которой он держал безделушку. Но огонь расползался по рукам, полз к плечам, охватывал его грудь и мягко касался шеи, лица, разума.

«Я здесь, Воробушек, – деревянное перышко прошептало голосом матери. – Не горюй, сынок. С тобой поступили плохо, но ты скоро отомстишь. А я Мама. Всегда буду с тобой. Я буду здесь. Здесь…».

Ганор, стоящий близ костра, заметил Марка. Поняв, что юноша больше не собирается убегать или биться в конвульсиях, кузнец медленно, словно боясь спугнуть, подошел к нему.

«Будь тихим, – прошептала Мама. – Будь послушным. Будь умным».

Марк взглянул на Ганора ясными сухими глазами.

– Я в порядке, – сказал юноша, и напряжение начало медленно исчезать с лица Ганора. – Ты правильно сделал.

«Продолжай, – говорила Мама, – продолжай говорить так».

– Все-таки посиди денек в храме. Я поднесу дров и чего поесть. Ты исхудал за эти дни.

– Да. Сделаю, как ты велишь.

«Сделай. Слушайся».

Ганор удовлетворенно кивнул, а Марк повесил на шею амулет. По телу разливалось тепло, даже несмотря на морозный утренний воздух.

«Встреться завтра с юной княжной. Она скучает. Будь мил с ней».

11. Грушевое деревце

Сезон Свежих Цветков тягуч, как мед. Медленные дни и бессонные ночи выматывали Мару, мучили нестерпимым ожиданием. Она чувствовала себя пчелой в банке: носилась из стороны в сторону, жужжала всем подряд о скором приезде брата, но все равно натыкалась на невидимые стены времени.

Разумеется, она рассказала о таком событии Марку. Он лишь почесал затылок и пожал плечами – в те времена, когда Сварг еще был здесь, Мара не дружила с мальчишкой. Однако Мара с таким упоением рассказывала о своем брате, что Марк, в конце концов, сделал вывод: познакомиться с ним лишним не будет.

Обучение тоже пошло в гору: Мара легко создавала из влажной почвы цветочного горшка семена льна, пшеницы, получилось даже распустить уже увядающую ромашку. Арай несказанно радовался успехам своей ученицы, и всякий раз, когда под ее ладонью вырастало семечко, он что-то усердно записывал в свою тетрадь. Мара чувствовала прилив сил, который концентрировался в ее ладонях и приятно обжигал грудь и голову. Тепло разрасталось внутри нее всякий раз, когда она думала о Сварге.

Она смастерила ему подарок. Оторвав маленькую еловую веточку, размером не больше ладони, Мара покрыла ее смолой, какой художники обычно покрывают масляные полотна. Когда смола затвердела, веточка красиво переливалась на бледном солнце, совсем не кололась и не осыпалась. Мара приклеила к ней булавку: получилась красивая брошь, которая непременно будет напоминать Сваргу о доме, если он куда-то уедет.

– Если хочешь, я и тебе такую сделаю, – улыбнулась Мара, показывая Дауду получившееся творение.

– Благодарю, госпожа. Не утруждайтесь.

Назначенный час настал