Нечисть. Ведун - Tony Sart

усложнял дело. Но обороть зверя надо было, и, судя по всему, скоро. Не пройдет и года от наложения волшбы, как вновь захочет он крови человечьей испробовать. И тогда уж назад ему хода не будет.

По всему видать, тот незнакомец на свадьбе – злой колдун. Наложил он заклятье на невесту, уж чем-то не угодили молодые. Или же просто решил зло свершить – сгубить молодую семью – это милое дело для лиходеев.

Долго выискивал я ходки оборотня. Будто охотник матерый, выглядывал зацепки, учуять пытался нечисть. Путал следы зверь, большими кругами бродил. Промышлял волкодлак по всей округе, а потому куда мне пешему за чудищем угнаться. Но все же смекнул я, что в прошлом след искать надо. Выследил.

В луну полную зверь ходил к одной домовине. Была она возле села, где жили когда-то молодые. В самой глухой чаще стоит, подальше от любопытных глаз. Оно и понятно – странная смерть Любомира заставила срубить пристанище для покойника на отшибе. Мало ли. Чтобы не вернулся нежитью в село.

Вот туда и приходил волкодлак, выл всю ночь напролет жалобно. Да не подобраться.

Не поймать зверя по лесам. А потому стал я выжидать да готовиться, чтобы до следующей луны поспеть…

Первым делом заявился я к той самой знахарке, что мужиков ведуна искать и надоумила. Каждый знает, что у таких хозяек всегда запас трав да настоев огромный. Поколениями передают свои богатства-запасы да секреты. Сердечной оказалась Агнеша, допустила в свои потаенные закрома. Я хоть и считал себя в травничестве весьма искушенным, а все же при виде запасов деревенской ведьмы даже растерялся. Много здесь было таких трав, за которыми я бы годами ползал по всей Руси, если не за перевалы дивьих людей или Большого Камня. А о некоторых вообще только читал.

Знахарка, добрая душа, помогла отварить настой, что чутье звериное сбивал. Не пожалела для дела припасов заветных. Лишь робко потом спросила разрешения записать на бересте секрет сего отвара. Да я противиться не стал – коль знание добру послужит, уже радость.

В леске неподалеку нарезал я молодой березки и мастерил между делом оберегов от укуса лихого, от порчи колдунской. Мои-то охранки заветные тоже могли сработать, но и лишний раз уберечься не мешало. Немало рассказывали наставники про тех ведунов, кто в себя излишне верил, – никто из них до возврата в капище не дожил, все ушли в Лес.

Пока ждал срока лунного да готовился, остановился я в доме старосты при той деревне, откуда знахарка была. И все нужное под боком, и до селения, откуда, предположительно, оборотень родом был, не больше дня ходу.

Покопавшись в заметках Ведающих, стал я прикидывать, как мне сподручнее борение сладить. Самым верным способом было «прижечь» волкодлака серебряным кругляшом наговоренным. Такой благо у каждого ведуна при себе с самого капища – многой нечисти белый металл укорот дает. Да только не лежала у меня душа просто силою изничтожить зверюгу. А коли внутри девка та заложная?

Знал я, что буду искать способ попробовать спасти несчастную. Не первый год по Руси дороги топтал. Себя я знал. А потому копался в заветных записках, выискивал способы.

Да и измыслил один.

Была не была! А коль не получится или же зверь совсем опасным для меня станет, тогда и серебром выжгу.

С тем и пришел я к местному кузнецу. Рассказал свою потребу, мол, нож мне нужен большой, не меньше локтя в длину. И чтоб рукоять из осины.

Пожал плечами кузнец, тряхнул кудрявой головой.

– Сделаем, ведун.

А я, только произнеся вслух свой заказ, понял, что попросил-то, по сути, простой нож, каких он, небось, по семь в неделю кует. Для меня-то это будет заветное оружие супротив волкодлака, а для него железка как железка.

Весело от того мне стало. Надо же, как бывает, одна и та же вещь для кого-то безделица, а кому и важный укорот. Чудно!

Смастерил мне кузнец ладный нож. Не нож, загляденье. Его-то я и сел заговаривать три дня словом нужным.

А там уж и срок пришел на свиданье с оборотнем идти…

* * *

Я вновь проверил серебряную бляху. Нож проверять нужды не было – я, непривычный к оружию, всем боком чувствовал прилегающий к бедру металл.

Холодный ветер продолжал то и дело внезапно налетать, но я ему был даже благодарен – хоть немного уносил он нестерпимую вонь отвара, которым я загодя обмазался. Все то время, что я сидел в засаде, меня не покидало ощущение, будто вся округа чует острый запах, напоминающий смесь гниющего торфяника, свежераскопанного могильника и дыхания опивня после недельной попойки. И оставалось только надеяться, что древние ведающие были правы и каким-то невероятным чудом волкодлак меня не учует.

Со следующим порывом ветра я глубоко вдохнул свежего воздуха и тут же замер.

В густых черных зарослях с другого конца поляны послышался треск. Шум ломаемых веток стремительно нарастал, близился, и через мгновение на прогалину возле домовины выскочило чудище.

Надо сказать, я недооценил размеры волкодлака. В неверном ночном свете зверь казался просто громадным, никак не ниже рослого мужчины. Стоял он по-человечьи на задних лапах, весь поросший густой длинной шерстью, топорщащейся грязными клочьями. Из зубастой пасти свисал длинный острый язык. Волкодлак часто дышал, периодически шумно сглатывая. Между тем сразу приметил я на теле оборотня обрывки когда-то белого, видать, свадебного, платья. Которое, впрочем, уже давно превратилось в грязную мешанину рванья. На лобастой волчьей голове криво, через одно ухо, висел венок из жухлых уже трав, переплетенный яркими до сих пор лентами. Эти пестрые тряпки, нервно колышущиеся на ветру, придавали всему образу зверя какой-то нереальный, противоестественный дух.

Оборотень жадно втянул ноздрями воздух, стал принюхиваться. Глаза его полыхнули алым.

Я весь буквально вжался в ствол сосны за спиной, крепко, до боли в ладони, сжимая серебряный амулет.

Спустя неимоверно долгую минуту ожидания оборотень убедился, что никого рядом нет, успокоился.

«Не почуял!» – тихо выдохнул я.

Волкодлак же повел головой по сторонам, клацнул зубами, присел и протяжно завыл на выглянувшую в очередной раз луну.

И показалось мне, что в вое том столько было боли и безысходности, будто человек рыдает о горькой судьбине своей. Не вой – плач.

Я одернул себя – нашел время в тоску впадать.

Пора!

Понимая, что это самый подходящий момент, я рванул вперед.

Луна ярко освещала поляну, а потому я, не опасаясь запнуться о какой-нибудь коварный корень или пенек, бежал к зверю.

Оборотень, полностью поглощенный