Нечисть. Ведун - Tony Sart

слышал. Да больше думал, что страшилки это для мелких духов. А вот довелось самому в таком силке оказаться. Знал, но все равно надеялся, что, может, ты, знающий человек, чем пособишь.

Он уже таял в воздухе, расплываясь дымкой, а его низкий голос все звучал у меня в ушах:

– Добра тебе, ведун.

Совсем исчез. Только топоток лаптей проухал по полатям. Да едва слышно завозилась на печке кикимора.

За пыльным оконцем робко намечалась ранняя тусклая заря. Розовая и холодная.

Еще не до конца рассвело. Утро больше походило на ранние сумерки, а я уже топал по мерзлой дороге, громко скрипя снегом, порой поскальзываясь на ледяных катышах.

Уходил я с тяжелым сердцем, коря себя за то, что ничем не смог помочь.

За моей спиной черной громадой оставался покосившийся старый заброшенный дом. Глядел мне вслед давно изгрязненными окошками, скрипел тоскливо на прощание скособоченной калиткой. Упирался в низкое небо давно нетопленными трубами, торчащими из снежных завалов крыш.

Молчал.

Уже дойдя до развилки, шагов через двести, я не выдержал – обернулся.

В рассветном мареве мне показалось, что стоит у порога главной хаты крепкий низкий мужичок с громадным горшком-кисельником на голове, а рядом с ним, ласково прижавшись к плечу, замерла маленькая, скрюченная и сухая старушка в драном цветастом сарафане.

Моргнул я раз-другой, смахивая вдруг набежавшую от ветра слезу, и нет никого.

Вежом

Перепутья дорог, фолианты в котомке

И чернила с пером, я оставлю потомкам,

И в руках старой мойры моя нить станет тонкой.

Собиратель историй, но с душою ребенка.

«Собиратель легенд», Norma Tale

Мы шли по следу третий час.

Вечер уже полностью вступил в свои права, и теперь вокруг нас возвышались темные мрачные деревья. С трудом верилось, что еще совсем недавно эти страшные исполины, тянущие к нам острые ветви, весело шелестели сочной листвой.

Я взглянул наверх, туда, где алело истыканное черными пиками макушек небо. Надо было выйти на ребенка до ночи. В темноте по лесу блуждать – никакое чутье ведунское не поможет.

Перескочив через очередную корягу, я мельком кинул взор на споро вышагивавшую впереди Ладу. Маленькая, юркая, она ловко уворачивалась от веток, ныряла под раскидистые лапы елей, в последний момент перемахивала через коварные корни. Сейчас она походила на молодую рысь – сосредоточенная, опасная.

Ведунка цепко держала след. Да это было и нетрудно. Я, даже не особо прислушиваясь к чутью, остро ощущал стезю, по которой мы, как по нитке, пробирались через чащобу.

След детского ужаса.

– Сюда, – коротко бросила Лада и нырнула на неприметную, укрывшуюся между корявыми дубами тропку.

С Ладой я встретился случайно.

Так бывало уже не раз. Иногда нам доводилось вместе оказаться в крупных городах на богатых торжищах, куда стекалось много люда. Порой мы сталкивались в шумных корчмах, изрядно разбросанных по Руси. Или же натыкались друг на друга, влекомые слухами о проделках нечисти. Так приключилось и теперь.

Я бродил в окрестностях Опашь-острога, изнывая в местных болотах от поисков обезумевшей по весне кикиморы, когда до меня дошли недобрые слухи. Где-то под Орью в одной из деревень стали пропадать дети. Поначалу, конечно, думали на лес – мало ли несет в себе бед дикая чаща. Полна земля наша лютыми тварями, волками да рысями. Ходили мужички местные в буераки ближайшие, да только не нашли ни косточек, ни одежек. Волчищ, конечно, окрест повывели для порядку, да только детишки и дальше исчезали. Раз в месяц-два по ребенку. Ясно было, что дело недоброе. То ли стрига душежорка завелась, то ли бука…

В любом случае надо было двигать туда, к тому же от болот, где я сейчас томился, до Ори было не более недели спорого ходу. А потому, усмирив наконец разбушевавшуюся болотную дуреху, я первым делом направился к той злосчастной деревне.

Когда добрался до села, что носило гордое название Вересы, не очень удивился, застав у местного головы Ладу. Ведуны часто спешат на помощь, коли поблизости оказались, не оставляем мы в беде люд простой. Да и свой интерес имеем, конечно, мало ли какая Небыль попадется, что узнать нового.

Лада, увидав меня, кинулась обниматься, не скрывая радости. Я и сам, чего таиться, был счастлив вновь встретить эту веселую девицу. Наши случайные встречи, хоть и недолгие, полнились светлой тишиной близких сердец, беседами родных людей и молчаливой печалью расставания. Мне всегда приятно было провести с ней пару дней после окончания ведунского дела, отвлечься от мрачных, одиноких будней отшельника. Под недоуменным взглядом старосты, тучного коренастого мужика с нездоровым красным лицом, мы обхлопали друг друга по плечам, выбили из кафтанов изрядно пыли да и порешили разобраться с делом вместе.

Одна голова хорошо, а две лучше.

Пару дней мы с Ладой провозились в поисках хоть каких-то следов. Ставили манки-капканы, допытывались до домовой нечисти по подворьям, обрядили дворы да дороги, засекая ножами пороги и сыпля золу за печи. Ничего! Деревня, как назло, оказалась широкой, десятка три дворов, а потому искать хоть малейший признак можно было долго. Само собой, первым делом кинулись мы по домам пропавших детей. Тяжко на сердце, когда выспрашиваешь серого молчаливого отца да заплаканную мать, бередишь по новой свежую рану. Тяжко, да надо. Но ничего путного не могли сказать убитые горем родичи, ничего внятного не могла поведать и нечисть запечная. Да и само наличие мелких домашних небыльников служило ясным сигналом, что никакая пакость тут не обреталась. Коли дрянь вроде стриги или буки повадится, то подворная нечисть от нее сторонится, прячется. Потом никакими наговорами кикимору из-за трубы не вытащить.

Дело встало намертво.

В тот день сидели мы с Ладой на завалинке возле одного из дальних подворий, близких к лесу. Понуро молчали. Я бездумно выписывал в пыльной земле знаки кончиком посоха, ведунка же долго уже смотрела на веселящихся неподалеку от речушки детей.

Шумная ватага ребятни самого разного возраста беззаботно веселилась, играя в какие-то свои неведомые взрослым игры. Бегали, орали, топали босыми ногами по мосткам, шлепали по воде хворостинками. И не было им дела до злобы и ужасов этого мира.

Хорошо быть дитятей.

– Смотри! – Лада вдруг больно толкнула меня локтем вбок. Вздрогнув, я дернул посохом, чем испортил красиво нарисованный значок, недовольно и вопросительно воззрился на девицу. Она же, не сводя взгляда с ребятни, лишь выразительно