Нечисть. Ведун - Tony Sart

Ах да, и, конечно же, посреди хижины возвышался громадный серо-зеленый пень, раскидавший по сторонам корни, будто паук лапы. Главное место – алтарь чернокнижника. Тут колдун приносил жертвы, творил свои черные обряды, варил зелья да готовил волшбу.

А на пне-алтаре лежал в беспамятстве давешний лопоухий малыш. Над ним возвышалась сухая фигура в черных одеждах, подле которой суетился взволнованный подменыш.

Колдун вздрогнул, явно не ожидая гостей. Поднял голову.

Мы узнали друг друга сразу.

В хижине напротив нас стоял тот самый любитель кузутиков, встреченный мной в одной из питейных, казалось, вечность назад. Узкое горбоносое лицо, серые глаза, угольная взлохмаченная борода. Тот самый излишне осведомленный колдун, знающий про тайные замыслы Ведающих, родство лихо и много чего такого, что простому чернокнижнику знать не положено.

Испуг на лице лиходея почти мгновенно прошел, сменившись привычной глумливостью. Отвлекшись от своих дел, он в притворной радости раскинул руки, заорал:

– А, Неждан! Вот уж не ждал. – Он хохотнул от своей прибаутки. – Не думал я тебя так рано встретить. Смотрю, и ведунку молодую привел. Ах, краса! Здравия тебе, любава.

И вдруг разом повернулся к прячущемуся за его полами вежому, внезапно страшно изменившись в лице. Прошипел:

– Привел выследков, керасть!

Мы даже не успели спохватиться, как колдун резким движением руки махнул перед подменышем, взметнулись черные крылья рукавов, блеснул кривой нож, на миг явив миру медное лезвие. Мелькнули на острие отблески чадящих лампадок, страшно взвыл вежом, скорчился. Повалился на пол, забившись в диких судорогах, будто обуянный, царапая себе голову, извиваясь.

Стоял над ним чернокнижник, спокойно наблюдая, как все тише скулит подменыш, все реже содрогается его тело, истончается, проседает сквозь мох, исчезает. Совсем пропал вежом, не осталось ничего, кроме двух рожек-веточек, обрубленных одним махом. Мы с Ладой невольно переглянулись, разом приметив такую деталь борения против подменыша. Что поделать, ремесло ведуна накладывает свои отпечатки.

Колдун же, вернув себе самообладание, обернулся к нам. Он вновь был радушен и приветлив.

– Трудно найти хороших услужников. – Я с опаской теперь следил за его руками, где в рукавах прятался кинжал.

– Верни ребенка, – хрипло сказал я, хмурясь. – Верни добром! Не будет тебе теперь покоя. Ясно, что ты детей сгубил, не скинуть уже это на нечисть. Будут за тобой по пятам идти, везде по земле Руси искать будут. Но сейчас уходи, коль отдашь малыша!

– Хорошее предложение, ведун, – беззаботно улыбнулся колдун, медленно двигаясь вокруг пня. Тронул мимоходом плечо тихого, недвижного ребенка. Мы с Ладой разом подались вперед. Одна мысль сейчас была у нас – уберечь дитя. Незнамо, что на уме у чернокнижника, а потому первым делом забрать малыша. А там уж посмотрим, как повернется судьба. Судя по ехидной ухмылке лиходея, он прекрасно понимал это. – Хорошее. Но у меня свои планы.

Он уперся руками в пень, склонился над ребенком, будто прислушиваясь к мерному детскому дыханию.

– Времени у меня немного, ведун. А планов громадье! Величие! – Голос его стал меняться, набирать силу. – Величие ждет меня! Вечное!

Раскатисто прогрохотали его слова под сводами хижины. Дрогнули языки пламени в лампадках, зашумел ветер в печной трубе.

Я же, не особо обращая внимания на постепенно впадавшего в экстаз собственных мечтаний колдуна, мельком глянул на Ладу. Она коротко кивнула, показывая глазами перед собой. Ее план был предельно понятен и прост: грубой силой кинуться на лиходея, повалить, прибить к земле. Наши наговоры и волшбы против нечисти тут были бесполезны, но и колдун, коль решит остановить нас своей ворожбой, тоже разобьется о заготовленный гостинец Лады. А потому оставалось лишь, как в молодецком бою, решать все скоростью, сноровкой да силушкой. Хоть я и не отличался богатырским станом, а Лада и вовсе была не больше подростка, но и чернокнижник выглядел щуплым, сухим.

Чуть выждав, когда увлекшийся рисованием своих великих планов колдун отвлечется, мы рванули вперед…

И не смогли сдвинуться с места.

Поначалу я с недоумением подумал, что чернокнижник все же умудрился накинуть на нас чары, пробив обереги, но спустя миг понял, что все гораздо проще. Почти мгновенно перехватило дыхание, грудь сковали крепкие объятья чьих-то рук. Намертво держали, не разорвать.

Я дернулся раз-другой и перевел взгляд на Ладу. Она тоже была в плену – обоих нас цепко держали два мертвяка. Пустые глазницы, ввалившиеся щеки с сухой пергаментной кожей, безвольно обвисшие рты и железная хватка. Какая бывает только у нежити – чуждая, искаженная сила. В нос резко ударил запах сухого тлена.

– Ах да, – вдруг прервав свой величественный монолог, спокойно обратился к нам колдун. – Сейчас у меня небольшая… затея с этим дитятком. А чтобы у вас, горячие головы, не возникло желания со мной раз на раз выходить силушкой меряться – мои подручные вас чуток попридержат.

Он вновь замер перед пнем, широко расставив ноги и явно готовясь к какому-то обряду.

– Это ненадолго, гости дорогие. А после уже подумаем, что делать с вами, ведуны. Сгубить вас, конечно, нельзя: Уговор между Былью и Небылью и нам до поры чтить надобно, – а вот на каком на погосте оставить, чтобы случайная нежить потерзала, то вполне. Хотя тебя, Неждан, трогать не буду. Все же лихий сын… – Колдун уже больше бормотал. Он сосредотачивался, уходил в себя, в ритуал. – А девку… девка не нужна…

В бессильной ярости мы с Ладой тщились вырваться из хватки мертвяков-умранов. Куда там – не под силу простому человеку разомкнуть такие путы. В злом порыве Лада крикнула пару матерных укоротов на нежить, державшую меня, но впустую. Мертвяк даже не шелохнулся – явно лиходей защитил своих рабов. Да и вообще Слово плохо действовало на примитивную нежить из покойников.

Так мы и стояли, почти обвиснув на руках умранов, с отчаянием взирая, как колдун готовится к чему-то страшному.

А чернокнижник уже читал свои наговоры.

Губы его быстро шевелились, шепча череду нужных слов, вплетая силу, единственный смысл. Глаза его широко открылись, впился он взглядом в ребенка, не отрываясь от тела малыша. Руки чернокнижника жили своей жизнью: из широких рукавов возникли сначала куски бересты, испещренные угольными каракулями знаков, легли на пень; следом оттуда явились свету три пучка сухих трав, невиданных даже мне, упали поверх бересты; а за ними…

Колдун продолжал доставать и раскладывать из недр рукавов (бездонные они у него, что ли, будто зоб у Коловертыша?) самые разные предметы для обряда, составлял их в единственно нужном положении на пне, не прекращая ни на миг